Наташка

к кухарке и принялся целовать вздымающуюся грудь, похожую на тесто, так и оставшееся подниматься на столе.

Наташку кто-то дернул за рукав, она обернулась и обомлела. Рассерженная мать стояла рядом и пыталась оттянуть её в сторону от двери, за которой уже слышались грудастые стоны Прасковьи. Она тянула Наташку в сторону прачки, охаживая её мокрым полотенцем:

— Ах ты бесстыжая, да как тебе в голову то пришло подглядывать, — каждое слово мать подкрепляла ударом, — у матери работы полно, а она отлынивать.

Наташка, хныкая, как могла прикрывалась руками. Её душила обида, что мать так не вовремя появилась. Тепло, разливающееся по телу от увиденного в кухне, доселе тлело. Особенно приятна была тяжесть между девичьих ног. Наташка еще больше опечалилась, ну как мать все ж нашла её?

— Вот охальница, — мать заволокла её в прачку и силой поставила в угол, — да как тебе в голову то пришло. Так еще и за кем смотрела то, за барином!

Наташка подняла голову:

— Ой, мама а ты отколь знаешь?

Мать поставила перед Наташкой лохань и налила в неё кипятку:

— Много будешь знать, скоро состаришься. Стирай давай.

Наташка привычно принялась за работу. Руки старили белье, а перед ней так и стояла Прасковья в объятьях барина. А как она дышала! От чего ж это, а? Наташка слышала не раз от других девушек постарше, что те ждут, не дождутся, когда их возьмут замуж. Немногие, хихикая, говорили, что для этого и замуж то не надо. Наташка, спрашивая, о чем же они все-таки говорят, всегда получала ответ, что мала еще. Она сердилась, и ни чего не мала. Ей давеча исполнилось дюжина и 3 годка. Да и выглядела Наташка не хуже своих старших подруг. Она вспомнила, как недавно любовалась своим отражением в пруду. Рядом никого не было и она, скинув с себя рубаху, осматривала себя со всех сторон в водной глади.

Ростом она была не высокого, зато волос был долог и густ. Наташка завсегда мучилась от расчесывания, гребень то и дело застревал в густых волосах, не желая приводить их в порядок. А еще Наташке нравились другие волоса. Она всегда стыдилась глядеть вниз, туда, где сходились её белые ляжки. Меж ними курчавились густые кудряшки, цвета воронова крыла. Когда они начали расти, она спросила у матери, почему коса её светлая, а брови и волосики там, черные? Ох и побила мать её сильно, ругала её, называла бесстыжей и другими плохими словами. Наташка тогда больно осерчала, что же ей делать, ведь само все растет, а мать вон как расстроилась. Опосля мать успокоилась и, положив голову дочери на свою грудь говорила:

— Наташенька, не погодам ты у меня растёшь, ой не погодам. Придет время, я тебе все расскажу, а может, и сами все поймешь.

Только Наташка ничего понимала. А бывало, когда она мылась, особенно курчавые волосы внизу, так схватывало меж ног, что мочи не было. А как кололо в полных грудях,