и с улыбкой заметила:
— Как ты много всего знаешь и умеешь!
— Ты льстишь мне, — его рот растянулся в довольной улыбке.
— Ни капли! — Анна мотнула головкой. — Всякие коренья и травки... Откуда моряк может всё это знать?!
— В море меню не слишком разнообразное, — печально улыбнувшись, заметил он. — Закупленная солонина, как и другие припасы, съедается быстро. Остаётся рыба. Поэтому мы часто высаживались на острова и собирали всякие съедобные растения. Это всё Старина Джим... Он научил меня...
При воспоминании о друге лицо Дюваля помрачнело.
— Милый, — Анна подошла к нему и обняла сзади за плечи, — ты тоскуешь по нему, по той своей жизни?
— О, нет, нет, девочка! — он поцеловал её руку. — С тобой я обрёл счастье. Просто... эти воспоминания... Мне тяжело говорить о моём прошлом. Слишком много чёрной краски было в нём...
Сумерки спустились на берег. На небе показались серебряные веснушки звёзд.
— Милый, я хочу спать, — сказала Анна.
— Да, да, — как-то рассеянно кивнул головой Дюваль, — я сейчас.
Она зашла в хижину и стала снимать одежду, которую надела, когда они вернулись с берега. Шёлковая юбка съехала по ножкам. Анна распустила волосы и сняла тонкую безрукавную блузку. Руки Сержа опустились ей на плечи, медленно скользнули под грудь.
— Моя красавица, — прошептал он, склоняясь к её шейке, касаясь её губами.
Не оборачиваясь, Анна со смущением поняла, что он совершенно нагой. Её грудки, как два сочных апельсинчика, легли ему в ладони. Она ощутила, как позади неё пышет жаром его уже напрягшийся «друг». При мысли о предстоящей сладости дрожь прошла по телу Анны, и она глубоко вздохнула. Серж поднял её и перенёс на ложе. С той ночи, когда она сама пришла к нему, они всегда спали вместе, исключая те моменты, когда Анне было нельзя. В такие дни она, несмотря на его уверения, что ему совсем не составляет труда просто поспать с ней рядом, обнявшись, уходила за ширму и спала одна. Дюваль расширил лежанку, и теперь вдвоём на ней было очень удобно. Иногда они целую ночь напролёт ласкали друг друга, засыпая лишь на рассвете.
Анна с мечтательной улыбкой перевернулась на животик и стала дрыгать ножками. Она уже знала, что он без ума от её попки. Дюваль и сам не мог понять причину этой своей слабости. Раньше ни в одной из женщин, которых он повидал немало, эта часть тела не казалась ему особенной. И только попочка Анны, плавно изгибающаяся под талией, кругленькая, как маленький мячик, пухово-мягкая, с нежно-персиковой кожей, сводила его с ума.
— Ммм, персик мой любимый, — прошептал он, целуя «булочки», утыкаясь в них лицом.
Потом осыпал поцелуями точёные ножки, вернулся опять к попочке. Анна позволяла ему играть своим телом, как куколкой. Она доверяла его рукам, любила его и с радостью отдавалась его ласкам. Он вдруг перевернул её на спину и накрыл губами её ротик, осторожно сжимая крупными ладонями грудки. Анна застонала, обвила ручками его шею и, раздвинув, закинула