Память

сдвигается, обнажая головку. Она оказалась с бороздкой посередине и заметно выступала над стволом.

Твои пальцы двигались во мне гораздо решительнее. Ты поглаживал что-то, заставляя меня немного ерзать, раздвигая ноги еще шире, подставляя тебе чувствительное местечко.

— Хорошо?

— Да!

— Будет лучше.

Лучше и вправду было. Я и сама уже чувствовала влагу, по которой быстро скользили твои пальцы. Член тоже стал влажным, по головке медленно стекали густые капли. Ты застонал и убрал мою руку, двигавшуюся в такт с твоими движениями во мне. Лег на меня. Мои ноги были согнуты в коленях — так тебе было удобнее ласкать. Твой орган толкнулся в меня внизу.

— Будет больно.

Я кивнула. Конечно, я об этом и слышала, и читала.

Ну да, было больно. Чуть-чуть. Оказавшись во мне, ты задвигался. И не выдержал долго. Через пару минут полностью вышел, и мне на живот пролилась полупрозрачная светлая жидкость. Я потрогала ее, лизнула испачканный кончик пальца. Без вкуса.

Ты стоял на коленях между моих ног и напряженно следил за мной.

— Что?

— Как ты? Тебе не больно?

Я улыбнулась. Ты был таким милым — взлохмаченный, покрасневший, покрытый капельками пота.

— Все отлично. Немного саднит. Нужно в ванну.

Ты встал с постели. Я следом. Ты обнял меня, прижал к себе, больно впился поцелуем в губы:

— Спасибо. Ты не сердишься?

— Ты что? Конечно, нет! Мы же вместе...

Мы не пытались скрывать наши встречи. Зачем? Нас воспринимали, как пару. И мама несколько раз даже пыталась намекать на свадьбу. Но впереди еще была армия.

Ты больше ни разу не позволил себе быть со мной без «резинки». Не скажу, что меня это напрягало, но и не особо нравилось. Впрочем, откуда берутся дети мы были в курсе, и обзаводиться ими не спешили. Зря.

Нашим ровесникам «достался» Афганистан. Я, кажется, впервые в жизни искренне молилась, чтобы ты туда не попал. И готова была придушить тебя от ярости, когда узнала, что ты сам (сам!!!) написал заявление, чтобы служить там.

Плохо помню то время. Почту забирали родители, я боялась. Писала тебе через день и получала твои бодрые письма раз в месяц, а то и реже. Ты водил бензовоз, а мне по ночам снился огонь. В котором горишь ты. И только одно было со мной всегда и везде: «Только вернииись...»

Ты вернулся. Худой, загорелый, повзрослевший. Самый родной и любимый. Мой. Мы провели в постели почти два дня, вспоминая и узнавая заново друг друга.

Через два месяца сыграли свадьбу. Веселую и хмельную. Ты целовал меня, осторожно придерживая за спину, а я гордилась, что теперь ты муж. Мой муж, мой мужчина.

А потом я узнала, что такое героин. И поняла, почему вдруг ты стал носить напульсники. Под ними удобно прятать следы уколов.

Конечно, я понимала, что с войны не приходят обычными людьми. Ты говорил, что никого не убивал. Зато видел, как убивают других. Твой бензовоз, и вправду, горел. Как в моем сне. И твой убитый напарник горел в нем. Я узнала