Любовь нечаянно нагрянет

У меня аж в башке зазвенело, словно по пустому ведру молотком вдарили.

Ух, и разозлился я тогда на нее! А у меня, как злость подкатывает, так хрен встает. Я тут вообще не причем, он сам. Глянул я на эту дуру глазом прищуренным, думал — может поймет, что со мной шутки плохи. Нет, вижу, не понимает. Орет, как пожарная сирена. Раскраснелась вся, руками машет. Благо, шавку свою успокоила. Тот к ноге ее прижался и на меня позыркивает.

И как мне тогда та мысль в голову пришла, до сих пор не пойму. Решил я, как в армии, нахалку опустить. Прикладом легонько по башке ее псу дал, чтобы не мешался, а сам ту куклу чертову за волосы схватил.

— Да не боись, — прохрипел я, прижимая ее грудью к земле, — больно не будет. А драться опять начнешь, так и тебя прикладом шарахну.

Затихла, смотрю. Закивала. Вроде как согласная. Я ее и разоблачать уже начал, да... что за черт? Одни штаны, вторые... Один свитер, второй... Прям как капуста, ей-Богу.

— Мерзну я все время, — промямлила дамочка, — вот и одеваюсь во сто одежек.

И такая она в оконцовке оказалась красивенькая, будто кукла. На спину перевернул, в глаза заглянул. Темные, как ночь. Туманом подернуты, словно пеленой. Дышит сквозь зубы. Видно, что боится.

Не тронул я ее тогда. Встал, штаны застегнул, да и ушел прочь.

— Врешь, — сказал Стас, когда мы отошли отлить. — Врешь, что не тронул.

Не вру, а обманываю. То, что было на самом деле, пацаненку знать совсем необязательно. Стас уже застегнулся, да обратно к костру пошел. А я вспомнил. И как всегда зажмурился от приятности воспоминания.

Вспомнил я, как прижался к ней поцелуем. Она стиснула рот — не пущу. Провел языком по нижней губе, что отдавала яблоневым цветом. Шепнул, как мог нежнее:

— Не бойся, дурочка, я ласковый.

Она чуть приоткрыла губы, но рот не открыла. Провел языком по стиснутым зубам и постучал, как бы просясь, чтобы впустили. Она улыбнулась и пустила. Наши языки сплелись, как две игривые змейки, каждый пытался занырнуть в чужую норку и охранял свою.

Это потом я узнал, что она давно разведена, и год не было мужика. А тогда просто почувствовал, как у нее сносит крышу. И крыша ее улетала вместе с моей.

Темные глаза полыхали дьявольским огнем, она шумно втягивала в себя воздух. Я, недолго раздумывая, запустил руку ей в штаны. Она будто текла подо мной медом и мятой. Демонстративно облизал пальцы. Дамочка вздохнула с натужным всхлипом и прямо присосалась к моим губам. И оторвать ее не было никакой возможности.

Все же кое-как оторвался. И тут уже у меня голову снесло окончательно. Я стал эту луковицу лишать последних слоев. Рычал просто медведем, доставая куклу из одежды.

Полюбовавшись на произведение Господа нашего во всей своей первозданной красе, начал сам раздеваться. Ничего не получалось! Сердце ходуном ходило, голова кружилась, а руки были будто не мои. Тогда я рванул рубашку к