наивная девушка — она всегда очень смущалась даже моего взгляда, если я просил её поласкать меня самого язычком, зато ей самой очень нравилось, если то же самое я делал с ней. Но даже страстно желая этих ласк, она никогда не просила об этом, лишь намекая на то, что ожидает их от меня, и надеется получить, так было и в этот раз.
Но сначала было мытьё друг друга, с медленным движением мыльных рук по изгибам тела, невесомые касания губами нежной кожи, которые и поцелуями-то назвать можно только условно. А после — вкрадчивые, осторожные ласки, какие бывают обыкновенно у совсем юных, которых зрелые люди почему-то стесняются, будто осудит их кто-то за нежность по отношению к любимому человеку. И как-то само собой пришёл момент, когда под своей гладящей ладонью я ощутил проваливание пальцев в мокрый жар её тела и возбуждённо шумный вздох жены в ответ на это. Разве это не наслаждение — ощущать возбуждённую дрожь тела любимой! Физически чувствовать то, насколько она хочет тебя! Именно тебя! Мы наслаждались оба, и ощущение того, что каждое движение тебя в любимой доставляет ей радостное замирание сердца будорожило, заставляя со всей нежностью, на которую способен, покрывать поцелуями шею и грудь, присасываться к её соскам, покусывая и потягивая их губами, пока она не заколотит тазом в крупной нервной дрожи. И только после этого, повинуясь безудержному порыву страсти, мы набросились друг на друга так, словно непременно умерли бы, не слившись чреслами, не ощутив единение и душой и телом. Как это было — трудно описать, поскольку оба, как очумелые, едва отдышавшись, продолжали, пока оба не застонали протяжно, почти вунисон, достигая высшей сладости.
После душа, охладившего первый порыв, новое развлечение: на широкой лавке я нависаю над женой и обвожу языком нежные лепестки, стараясь колкой щетиной бороды не колоть шрам от кесарева. Так ей нравится больше всего — чтобы я не мог видеть то, как она касается чуть приоткрытыми влажными губами самой нежной части моего естества, как оно, поникнув было, наливается новой силой и оказывается охваченным колечком губ, ласкаемым язычком. И вот тогда я провожу своим языком по напряжённому гребешку жены, и она навстречу этой ласке шире раздвигает бёдра и, стараясь выгнуться, стремится навстречу лепестками своего мотылька. Она раскрывается с мокрым звуком, и я вижу блестящее соками отверстие, которое сокращается, ища предмет, который вновь подарит ему наслаждение. И мой язык вторгается в него, крутится, обходя по периметру, и уже оставлен мой собственный член, ощущающий наступившую прохладу после неги во рту любимой. Теперь она вновь сладко ахает от удовольствия и, даже, начинает мелко вибрировать. Тут уж мало кто выдержит, не выдерживаю и я — разворачиваюсь флюгером и наши тела находят недостающее им, словно в пазле, заполняющем выпуклостями впадины, мы сливаемся в объятиях, опять становясь единым целым.
— Не спеши, давай чуть полежим просто вот так — шепчет жена и целует меня, а после,