приобняла, прижала к себе. А мне этого только и надо было — то один сосок, то другой оказывался у меня во рту, я играл с ними языком, я их посасывал и покусывал. Я сжимал упругую грудь, я её целовал, вылизывал это чудо природы, я наслаждался её кожей, наслаждался вкусом её тела, а она лишь запрокинула голову, тяжело дыша.
Время потеряло своё счёт давным-давно, я всё никак не мог насладиться ею — не остались ни тронутыми ни шея, ни плечи, ни даже руки, которыми она обнимала меня — настолько мне хотелось выразить свою благодарность за то минуты, которые она дарила мне.
— Стой, стой мой хороший...
Она отодвинула мне, приподняла юбку и спустила стринги. Я не принадлежу к фетишистам, но этот запах, вид девушки, которая сама раздевается перед тобой, привёл меня в восторг и трепет одновременно.
Слово, которое ассоциировалась с её киской — «аккуратность». Без единого волоса, аккуратные розовые губки, уже довольно сильно набухшие и покрытые влагое — всего этого было достаточно, чтобы свети меня с ума. Но Ире показалось этого мало — она наклонилась к члену, снова взяла его в ротик, плотно сомкнула губы и провела вверх-вниз по стволу. Затем она расстегнула на мне рубашку и прикоснулась своей грудью к моей — её сердце стучало не меньше моего.
— Это важно, — сказала она, — поскольку здесь сосредоточена твоя и моя энергия, этим мы с тобой и схожи. Я заберу у тебя лишь немного — отдам во сто крат больше, мой милый. Я обещаю.
Она прикоснулась своими сосками к моим, потом перекинула ногу и её влажная, горячая киска, оказалась над моим членом. Взяв в руку член, она немного при-опустилась и провела им по губкам, погрузила в себя головку и начала медленно опускаться. Надо ли описывать мои чувства, надо ли передавать всю гамму эмоций, восторг, бурю в груди при виде этого? Она опускалась медленно, закрыв глаза, слегка улыбнувшись, член всё дальше погружался в её горячее, влажное лоно. Наконец, она села на меня, она приняла член в себя до конца.
Я взял её за бёдра, а она выдохнула:
— Хорошо...
Вот тут я мысленно ещё раз поблагодарил широкий диван и высокую крышу «Патриота», едва она начала двигаться на мне. Её движения были не быстрыми, не резкими, они были исполнены какой-то духовности, о чём говорили её прикрытые затуманенные глаза. Она двигалась медленно, будто привыкая в члену внутри себя, а я не упорствовал — мне всё нравилось. Стёкла в машине начали запотевать тогда, когда она искорилась. И вот тут я почувствовал, о какой энергии она говорила — она будто сорвалась с цепи, скакала как бешена, грудь колыхалась от её движений, мне показалось, она двигала бёдрами, каждый раз загоняя в себя член по-разному. Она что-то нечленораздельно шептала, хрупкое тело извивалось.
Я перенёс руки и уже держал её за упругую грудь — она сдвинула руки чуть точнее и прижала пальцы к соскам, отчего иногда мне приходилась их подёргивать — всё