все время поднимавшаяся поправить волосы, не находила ничего, и Сашка всякий раз говорила себе — «стоп, я же лысая». Лысая...
Тот самый холодок не исчез, а растекся по всей Сашке и зудел теперь не под ложечкой, а в каждой клетке ее тела, вдруг ставшего легким, как пух. Сашка не могла определить для себя это чувство, пока не поняла, что это свобода. Головокружительная, новая и странная свобода. И еще она вдруг поняла, что счастлива. Ей хотелось кричать и танцевать.
— Сбылась мечта идиота, — сказала она себе. — Хэйяяя! — заорала она, но тут же застеснялась и рванула наутек, как маленькая.
— Эй, пацан, осторожней! — крикнул кто-то.
Сашка завертела головой на бегу, высматривая неосторожного пацана.
— Ииииы! — вдруг взвизгнула она, и одновременно с ней — тормоза «Волги».
— Ебанутый? Слепой? — орал ей водила, высунувшись из окна.
«Меня приняли за мальчика. Любопытно», думала Сашка, когда ее перестало трясти.
Она была в куртке и джинсах, без макияжа. Фигурка у нее была крепенькая и гибкая, как у тигренка, грудь — не то что бы никакая, но и не вымя, как у глянцевых телок. «Нормальный второй размер», говорил ей папа, когда учил ее делать массаж груди. (Он у нее был доктор.) Ростом она была с синичку, как говорил все тот же папа...
— Мальчик, время не подскажешь? — спросили рядом.
— Полпервого, — ответила она, прислушиваясь к своему голосу.
Он у нее был низковатым и хриплым, будто Сашка полжизни курила, как паровоз, а другую половину кисла в проруби и простыла навсегда. Так было с тринадцати лет...
• • •
Определить мальчишеский прикид не составило труда. Во-первых, куртка, чтобы скрыть талию и бедра. Во-вторых, джинсы, и не дудочкой, а обычные, ровненькие. Чем мешковатей — тем лучше. Кепка, кроссовки, черные очки. Само собой, никаких мазилок. Рюкзак с тысячей карманов, который папа подарил ей на ДР. (Все говорили — «разве девушке дарят такое, тем более в восемнадцать лет?» — а Сашка забила на всех и была счастлива...)
Готово: она — Шурик, бритый мальчишка-хулиган, гроза чердаков и подворотен.
— Па, я похожа на пацана? — спросила она, войдя в образ.
— Абсолютно мимо, — сказал тот. — Типично женская пластика, весьма приятная для мужских глаз, между прочим. Хочешь косить под пацана — не красуйся, освободи тело. Тогда бедра перестанут сами собой выгибаться, будто ты Мэрилин Монро... А зачем тебе это нужно?
— Да так, — огорченно буркнула Сашка.
Ответить на этот вопрос было еще труднее, чем на «зачем ты побрилась?»
Она старалась ходить мешковато, вразвалочку, как матерые гопники, и ей казалось, что у нее неплохо получается. Лето стояло холодное, и джинсы с курткой были вполне кстати.
В один прекрасный момент она вдруг испугалась, что разучилась быть девушкой, прибежала домой, скинула пацанский прикид, натянула самое сексуальное платье, какое у нее было, сделала себе макияж, как у привидения, нацепила длинные серьги, повязалась платком и вышла во двор, покачивая бедрами. Эффект был вполне оглушительный, и Сашка немного успокоилась.