Ангел и дьявол Паши Малютина

дают, кроме терзаний, бо ты такой весь из себя благородный. Все верно? Ничего не напутал?

Он помолчал, глядя на Пашу.

— Не боись, Павел Ильич. Будет у тебя жена такая, что каждый ее трах... да что там трах — каждое прикосновение, каждый взгляд будет стоить всей вечной жизни с потрохами. И еще на сдачу останется. Я про твоего Козлика говорю, не боись, не буду я тебе чужую бабу совать. Не агитирую тебя, бо знаю, что согласен. Иначе не поднимал бы свою старую жопу и не летел бы сюда, к тебе. Стар я стал — по вызовам летать...

— А... что я должен делать?

— Ой-ей-ей! И это меня спрашивает начитанный интеллектюэль, ткскзть, филолог-академист? Не выебывайся, Павел Ильич. Сколько стоИт мир — цена одна и та же. Ладно, для проформы расскажу. Ты приходишь домой к жене, замечаешь в ней... скажем так, что-то новенькое, и через энное время любишь ее так, как никогда еще не любил. Даже в детстве на диване. И будет это продолжаться столько, сколько любви влезет в твою душу.

— Это как?

— А так. Думаешь, души резиновые? Всякая душа имеет предел вместимости. Умные люди чувствуют его и не перегружают душу ни любовью, ни чем другим. А дураки вроде Ромео-Джульетты и тэ дэ нагружаются по самое некуда, причем сразу, в один присест. Думал, почему знаменитые любови такие короткие? И — хрясь! Лопается душа. Это я тебе доступным языком излагаю, а как оно на самом деле, тебе знать не надо, да и не поймешь. Лопается душа, и снаружи не видно, что лопнула — вроде такой же человек, как и был. А дело-то в том, что все под луной взаимосвязано. Лопнула душа — и вся система ее взаимосвязей с миром летит к черту на рога. То есть ко мне. Рвутся невидимые нити, зашкаливает баланс — и все. Трагическая развязка. Так и с тобой будет.

— Что?

— А ты как думал — что сможешь рассчитать силы и не обожраться, да? Или что у тебя душа, как карман у вашего президента — весь мир заглотить может? Ну, думай, думай. Когда обожрешься, и душа твоя лопнет — будет одно из двух. Либо ты умрешь, и жена твоя будет подыхать с горя, и долго будет подыхать, десятки лет, — либо умрет она, а с горя будешь подыхать ты. Состаришься и будешь целовать ее трусики беззубым ртом. А когда умрешь — тогда ты мой. Впрочем, ты и сам в курсе дела.

— Доктор Фаустус, — сказал Паша. — Один в один. Только вот творческое горение заменили на любовный экстаз. Почти плагиат.

— А тебе не похуй? — прищурился черт. — Я могу тебе только знакомое предлагать. Вы, люди, понимаете только то, что узнаЕте. Давай уже свой палец, а то я замерз тут у вас...

— Палец?

— Ну да. Чем контракт подписывать, забыл, что ли?

Паша долго сидел, глядя перед собой. Затем протянул онемевшую руку.

Черт достал иглу...

— Эээй, ты чё? — оскалился он, когда Паша