Шураджи

что кончила. Влага распространяется по всей моей киске, оседает во впадинках, перебирается на ляжки.

— Не поняла, я что, блять, кончила?

— Да.

— Это такой аттракцион? Ты случаем не Гудини? Не могу поверить...

Сползаю с него, и гандон остается внутри меня, а его хуй дряблым флажком бьется о промежность и затихает.

— Нифига себе постановочка. Ты кончил в гандон, когда одевал его.

— Нет, Натася.

Ну что сказать? Поняла, что видимо он не герой моего романа. Секс-образы, нарисованные мною в фантазиях, не соответствовали действительности даже в сотой доле проявления. Такой бесславный конец.

— Шураджи, детка, не спать. Завтра елка. Замерзнешь. Выеби меня пальцами.

Он вставил два пальца в мою киску и начал шурудить в ней, пытаясь найти остатки смысла этой ебли.

— Да, дорогой отлично. Теперь сделай вот так, несинхронно. Ооо, ты просто прелесть. Да, я сейчас кончу, вот так, дадада... ааа..

Я упала рядом с ним, удовлетворенная грамм на пятьдесят.

— Натася, мы сейчас продолжим. Пока отдохнем.

Он начал мять мое тело, восхищаясь большими сиськами и называя их яблоками. Живот, ляжки, будто никогда не держал в своих руках такого богатства, щедро подаренной русской землей. Не держал, однозначно.

Ну что сказать о втором разе? Опять минет, который ему никогда в жизни не делали, и чувак в раю, рассказывает своим индуистам о прелестях русских женщин и показывает на губах, как они сосут хуй.

— Давай ты сверху, а я буду подпрыгивать...

Епта, щелкунчик-мандригал. Сплошное разочарование этот секс и удивительнейшая поебота.

— Шураджи, дай сфоткаю твой хуй себе на память.

— Неть.

— Чой-та? У меня все мои поцаны запечатлены.

— Покажи.

— Вот.

Красивый хуй, огромных 20 — сантиметровых размеров смотрел с экрана в лицо Шураджи, глумился и затмевал его своей ослепительной белизной, твердостью и уводил в бескрайние просторы мирового сообщества русских хуев, где ему, непальскому мальчику с гор, не было места.

— Хоросо. Только когда он встанет.

Этот гид выклянчивает минет. Но что для нетренированного тела минет? Два раза провести языком, всосать поглубже и вуаля — снимок готов.

Я вывалилась в ночь, как после прогулки с собакой — бодрая и спокойная, готовая к новому трудовому дню. Меня не болтало после секса, как царя Гвидона в бочке. Улицу освещали витрины лавчонок, издалека неслась местная музыка, звеня бубенцами и барабанами. Ром я найду в баре перед обратной дорогой. Расположилась в кафе на углу, сделала заказ. Расплылась по ротанговому креслу и смотрела на быстрые национальные танцы, которые навевали зевоту и тревожное ощущение за дальнейшее бурное развитие страны.

Прискакал Шураджи в красной шапке, чтобы не светиться перед официантами, конспиратор, блин. Сел, ака Херувимы есмь, и с тоской вглядывался в моё лицо.

— Тема ебли не раскрыта. Шураджи в топку, Наташу в Амстердам в ссылку, — хотелось ответить на немой вопрос в его глазах, но промолчала, ухмыльнувшись.

Тепло разлилось по телу. Вот сидишь ты тут напротив меня, Шураджи, и думаешь:

— С Наташей я не хотел встречаться. Она хоть и не носит в последнее время трофейный вальтер