вспорола мерзкая улыбка: ёб твою мать, под этим халатом же ничего нет!
— Я просто поговорила с ней, и мне именно так и показалось. Но ты ей действительно дорог.
Закончив с очередным ногтем, моя соседка слегка приподняла голову, и, сощурив глаза, критически оценила качество проделанной работы. Она и не догадывалась, что в этот самый момент я достиг точки невозврата. С обречённостью самоубийцы я осознал, что мой рассудок начал необратимо разрушаться. Юля обмакнула кисточку и склонилась над очередным ногтем. Я был вне поля её зрения, поэтому она не заметила, как я расстегнул свою рубашку, и трясущимися руками уронил её на пол.
— Она рассказала, что ты заботишься о ней. И что она это очень ценит. Благородный ты наш...
В голосе Юли почему-то звучала неприкрытая насмешка. Она то и дело откидывала с лица мокрые волосы, и не сводила глаз со своих ног.
— Знаешь, мне кажется, что она больше не придёт. Вот чует моё женское сердце.
Я расстегнул брюки, и они упали на пол с оглушительным, как мне показалось, грохотом — это звякнула пряжка ремня. Но даже на этот звук Юля не обратила никакого внимания.
— Ну, представь. Она звонит в дверь своего благородного и богатенького любовничка, а ей открывает некая особа в её домашнем халатике.
Пока Юля говорила, я завершил свою сумасбродную церемонию: словно флаг поверженного врага, спустились трусы; медленно переступив через них ногами, я окончательно покинул защитное кольцо своей одежды.
— Ничего у тебя с ней не получится, — Юля провела маленькую полосочку и снова сощурила близорукие глаза. — Ни-че-го!
Конец.
Милая соседка, добро пожаловать в мою неадекватную вселенную.