Блуждающие огни. Часть 1

в черном», она лежала в отведенной ей комнате на постели лицом к окну, свернувшись калачиком, и смотрела невидящим взглядом раскрасневшихся и припухших от слез глаз на плотно задернутые шторы. Док обошел кровать, нагнулся, заглянул ей в лицо и шевельнул ее за плечо. Вика не реагировала.

— Если ты не наденешь все это, я вынужден буду вколоть тебе снотворное и переодеть тебя сам. Неужели ты хочешь этого?

Ее и без того вымученные глаза снова охватил огонь, а едкие струйки слез проложили на щеках жгучие протоки. Она ...зажмурилась, часто задышала и начала всхлипывать. Док вздохнул и куда-то ушел. Вика знала, что он пошел за кейсом.

— За что? За что? — бормотала она и повторяла этот вопрос, пока голос ее не перешел на крик и не сорвался, а плач не обратился в рыдания. Иногда толстяк казался ей вполне вменяемым и сочувствующим, но теперь она понимала, что это всего лишь видимость. Просто он был единственным, кто здесь с ней общался хотя бы как-то, он обращал на нее внимание, пытался отвлечь, но переходить на ее сторону вовсе не собирался — он неуклонно выполнял свою работу, не отвечая на ее вопросы, не давая ей подсказок, не уступая ей ни в чем. Когда он приблизился со шприцем, Вика вдруг опомнилась, отскочила, как ошпаренная от края кровати, села, обхватив колени руками и прижавшись к спинке кровати боком.

— Я сама! Я надену! — всхлипывала она, — Пожалуйста! Не надо снотворного! Я не хочу опять все забыть!

Док стоял хмурый и раздраженный, замерев в нерешительности. В дверном проеме наготове выжидали двое охранников. Одно его слово — и ее скрутят как беспомощного котенка! Может быть изнасилуют, а она даже ничего не узнает об этом! Почему? Что и кому она сделала? Чего им от нее нужно? Уж явно не выкуп — иначе зачем бы им ее переодевать во все это вульгарное барахло?! Если она модель мирового класса, неужели ее не ищут? Неужели родители не сходят с ума, ведь должны же у нее быть родители или какие-нибудь другие родственники! Ведь должны же о ней беспокоиться друзья!

— Выйдите все, — мрачно бросила она, а затем сорвалась на истеричный крик, — Выйдите все вон! Я сделаю, как вы говорите!

Пока она принимала душ, приводила себя в порядок, накладывала вечерний макияж и одевалась, мысли ее путались, и она заставляла себя вообще ни о чем не думать, хотя живот ей скручивал болезненный нервный спазм, в висках вспыхивала пульсирующая боль, руки дрожали. Она вышла к своим тюремщикам безупречная, блистательная и восковая, как кукла из еще не раскрытой розовой коробки, едва держась на ногах, позволила доку взять из ее безвольной руки маску и завязать глаза, затем сомкнуть за спиной руки каким-то замком, вывести себя на улицу и усадить в автомобиль.

Через несколько часов она оказалась в Париже, в лимузине, о чем узнала, когда замок между ее наручниками расстегнули, а с лица сняли