Ты где сейчас? — Маша отчетливо услышала громкий женский голос.
— Да мы тут с Вовчиком у знакомых девчонок развлекаемся, — совершенно неожиданно и честно сознался Николас.
— Задолбал ты уже своими приколами! — еще громче возмутилась женщина из телефона и уже спокойней и тише добавила: — давай не опаздывай!
— Да, дорогая, конечно, дорогая! — заверил ее мужчина и отключился.
— Жена, — пояснил он, увидев слегка недоуменный Машин взгляд, — беспокоится. Извини, — он как-то по — детски робко пожал плечами, — семья — дело святое... сама понимаешь... надо идти...
Но Маша мало что поняла из его бормотания и просто из вежливости уточнила:
— И ты ей сказал всю правду?
— Ну, конечно же! — оживился Николас. — Я всегда говорю правду. — И чтобы Маша не задавала дальнейших вопросов, пояснил: — Когда говоришь правду, мало кто в нее верит, а жить при этом гораздо проще: не надо ничего придумывать и запоминать. Такая вот нехитрая правда жизни. При этом он подмигнул и снова улыбнулся, заметив грустно-кислое выражение на Машиной физиономии.
— Не грусти, Конфетка, как-нибудь потом еще побезобразничаем. Договорились? — Николас нагнулся и чмокнул ее в носик.
— Угу, — согласилась девушка, провожая его взглядом.
Минут через пять, когда в прихожей затихла суета проводов, в Машину комнату робко протиснулась мама, в этот раз плотно завернутая в халат. Она осторожно присела на край кровати и тронула дочь за плечо:
— Машенька, ты прости меня, — начала она жалобным голосом, но Маша прижала ее руку к своей щеке, не давая продолжить извинения.
— Все хорошо, мама, — успокоила ее Маша.
Говорить в этот момент не хотелось абсолютно, и девушка устало прикрыла глаза и поджала к животу коленки, чтобы, не дай бог, не улетели из груди порхающие там птички-колибри.