Поликлиника на курьих ножках

ней, благодарно обнял ее и вытянулся вдоль ее тела. В нем разливалось истомное тепло, растворяя все мысли, и он закрыл глаза...

— Аж в ушах свистит... — бормотал он. — Ага, и у меня... — отзывалась Забава.

Вдруг Гена резко подпрыгнул.

— Что такое? — протянула Забава, вытягиваясь, как кошка.  — И у тебя? — крикнул он. — Да... а что?

Вместо ответа Гена вскочил на ноги, подбежал к двери и распахнул ее.

Свист, который еле-еле доносился сквозь толстую стену старого дома, сразу же усилился, наполнив собой всю комнату. Откуда-то сбоку полыхнуло зеленоватое свечение, знакомое Гене...

— Господи! Иваська! — Забава подскочила и подбежала к двери. — Уже за полночь! — в ужасе кричала она, глядя на часы. — Я не успела выставить защиту... Иваааська! — плакала она, дергая дверь в соседнюю комнату. Дверь не поддавалась, и периметр ее горел зелеными щелями. — Иваааськааа! — Из руки Забавы вырвалась молния, ударившая в замок. На месте дверной ручки задымилась зеленая дыра, и они с Геной ворвались в комнату.

Гена был готов ко всему, но то, что он увидел, заставило его оцепенеть, будто ему сунули в рот паука. Всю комнату заполнила огромная, разбухшая до слоновьих размеров фигура Ларисы Виевны, изогнутая в рог. Глаза ее светились зеленым огнем, освещая комнату, бездонный рот кривился до ушей, и с желтых клыков капало слюной. Она склонилась над детской кроваткой, где плакал и метался во сне Иваська.

Увидев их, она повернула голову к ним — и оскалилась еще шире:

— О, милости прошу! Зеленый Змий не помеха мне — с полуночи и до рассвета запрет снимается, как ты знаешь, — хрипела она Гене, — а тебя, кошку драную, корову сисястую, я и в полночь, и в полдень с пылью смешаю! — ревела она Забаве.

Свист нарастал все сильней, врезаясь им в уши. Забава вскинула руку и ударила молнией в Бабу-Ягу. Молния влетела в невидимый заслон, заискривший зеленым, и расточилась в темноте. Расхохотавшись, Баба-Яга выстрелила в Забаву молнией втрое толще и ярче; Забава крикнула, зашаталась и швырнула в Бабу-Ягу новую молнию, на которую немедленно последовали ответные — еще сильней, и еще, и еще...

— Кишка тонка! — злорадствовала Баба-Яга. — Ночью нет равных мне! Нет равных! Пожелай бабушке приятного аппетита! — хохотала она Забаве в лицо, все ниже склоняясь к спящему Иваське.

Забава страшно закричала...

— Разве это молния, — вдруг сказал Гена.

Все это время он силился вспомнить что-то. В глубине сознания мелькала тень какой-то мысли, никак не желая выныривать наружу, и Гена лихорадочно напрягал память: «сегодня утром, что-то сегодня утром... Забава, Баба-Яга... сказка... Ивасик-Телесик...»

— Разве это молния? Старая ты хвастунья. «Нет равных мне...» Ха!

Баба-Яга, разинувшая было пасть, замерла и повернулась к Гене.

— Ты что?! Не зли меня, змееныш! Твое племя... — Мое племя всякого навидалось. И старых хвастунов тоже. Тьфу, смотреть противно... — Ты что хочешь этим сказать? — закричала Баба-Яга, брызгая слюной. — То, что сказал. Молодую девчонку одолеть не можешь. Молнии жидкие, как волосья на твоем носу. «Нет равных»... А с Федотьевной из Сестрорецка ты