маленький отросток, о котором Чезаре не знал. Мальчишке надо об этом сказать, подумал падре. Он нежно водил пальцем по островку чувственности, ощущая, что тот увеличивается, твердеет. Лукреция начала стонать, извиваясь всем телом. «О, папа, папа!» — повторяла она и в исступлении толкала язык в его рот. Он быстро схватил рубашку свободной рукой и потянул ее вверх, обнажив мягкую округлость живота и бедер, холмики грудей с торчащими сосками.
— Ты красавица! — воскликнул он. — Ты моя красавица!
Кардинал с безумной страстью юноши стал целовать ее всю от шеи до паха. Затем раздвинул бедра лысой головой и начал лизать ее. Лукреция в невыносимом экстазе издавала сладострастные стоны, конвульсивно сжимая его голову своими бедрами.
Кардинал сорвал с девочки рубашку и лихорадочно сбросил свои одежды. Голый, он повернулся к кровати и увидел широко раскрытые глаза дочери. Хотя бы малышка от страха не выбежала из комнаты, подумал падре. Но эта мысль мгновенно улетучилась, когда Родриго заметил, что девочка, как зачарованная, устремила взгляд на его восставшую плоть.
— О, папа, это намного больше, чем у Чезаре. Я боюсь, — прошептала она.
— Не беспокойся, милая, он грозен только с виду. Ты полностью ему подходишь.
Он пробежал губами по шее девочки и сунул язык ей в ухо, щекотал, пока она не задрожала от избытка чувств и не обняла его за шею. Кардинал не спешил. Опытный соблазнитель, он постепенно готовил свою дочь к решающему моменту...
— Лукреция, радость моя, — прошептал он. — Теперь я дам тебе истинное наслаждение. — О, папа, я так этого хочу!
— Сейчас, сейчас, моя милая.
Он сначала нежно, как поцелуем, коснулся ее сокровища, потом чуть раздвинул створки раковины, не пытаясь проникнуть глубже. Но даже этого усилия было достаточно, чтобы Лукреция издала испуганный вопль:
— Мне больно, больно!
— Я сделаю это нежно, милая, — сказал он. — Немножечко потерпи.
Он сунул язык ей в рот, начал лизать ее губы, она ответила тем же. Он входил в нее осторожно, с каждым толчком углубляя проникновение. Это была просто пытка — держать своего молодца на коротком поводке. Им стало жарко, он ощутил пот у нее на груди и под мышками. Я скоро в ней кончу, подумал он, и тут же непроизвольно сделал глубокий удар. Она дико закричала от боли, но Родриго уже не мог совладать с собой.
— Скоро все пройдет, все пройдет, — исступленно шептал он, приникая губами к уху дочери.
— О, так больно, папа! — Лукреции казалось, что эта пытка никогда не кончится. Громадный стержень, разрывая ее, влезал все глубже и глубже,
Она закрыла глаза, пытаясь остановить слезы, и закусила губу от невыносимой боли. Неужели так бывает с женщинами, когда они рожают ребенка? Она не будет рожать. Никогда!
А кардинал был невменяем. Огонь страсти пожирал его все сильнее, с губ срывались неприличные слова. Предвкушение близости взрыва искажало его лицо.
— О, какое наслаждение, — задыхаясь, повторял он. Дочка, ты лучшая из всех женщин, которых я знал.
— Папа, мне тоже стало лучше.