Андрей засыпал и просыпался с тем, что стало частью его снов.
Было ли это временной причудой, забавой? Или вредной привычкой? Сказать наверняка сложно. Скорее и тем, и тем, и тем. Всем помаленьку. А иногда и чем-то большим. В любом случае, вспоминали об этом редко (если вообще вспоминали). Но и так, чтобы совсем забыть — такого тоже ни разу не было.
То есть, Андрей ничуть не удивился, когда проснулся с тридцати семилетней Анной. Более того, он вновь испытал то полузабытое чувство — чувство инцестуозной близости. Что отнюдь не в новинку: раньше с мамой (т. е. с Анной) они постоянно вместе спали. Потом, по некоторым соображениям, прекратили. Ну, а теперь вот, судя по всему, опять начали...
Никаких сроков давности тут быть не могло.
Анна трепетно хранила секрет, которого сам Андрей, пожалуй, что и стыдился. Мышление Андрея выхватывало целые куски чувств — нерасчленённых, слитых вместе. По итогу всё получалось крайне непоследовательно: сначала содеянное, затем поиск оснований. Сначала поцелуй, затем комплимент. Над этим можно было посмеяться, чем отец и муж семейства, Владимир, часто забавлялся. Для него проблема заключалась в инфантильности нынешней молодёжи, в её чрезмерной изнеженности.
Как бы то ни было, но в сознании Андрея образ родительницы не состоял из взаимоисключающих ролей, они, эти роли, попросту наслаивались друг на друга. Он воспринимал её во всех качествах сразу — Неразделённой. Мужу Анна никогда не изменяла, но упрекать сына в том, в чём тот и так раскаивается, она тоже не могла. Да и насколько он виноват? И виноват ли вообще? Она была готова взять ответственность за «изъян» в развитии сына на себя. Или же не изъян, а странную особенность «недоразвития».
Так всё и началось. Движение по периметру привычного; несмелые отклонения куда-то в сторону. От совместного просмотра порнороликов в интернете до разговоров о «чисто гипотетических» вещах. А чуть позже дошло и до кое-чего более практического.
Вообще-то, в приоритетах семейной жизни секс постепенно отошёл на второй план. На пятнадцатый год брака о нём вспоминали редко. Сексуальная близость обрела характер неких торжеств, завязанных на праздники, отпуска и т. д. Владимир, делая замечания жене по поводу «броского» внешнего вида, иначе как к насмешливо-простодушному тону не прибегал. Разумеется, Анну это ранило. Уже много лет дистанция между ними напоминала хроническую, однако кризиса так и не наступало. В этих условиях и произошли так называемые «рецидивы», сначала второй, потом третий.
Андрей о многом не догадывался. Кое-что его и вовсе не интересовало. Он был слишком занят угрызениями собственной совести, чтобы думать о совести других. А когда ему удавалось заглушить её назойливый глас, он понимал, что силой инерции его неумолимо тащит назад, откуда всё и началось — к пагубному подростковому нигилизму вкупе с сексуальной озабоченностью.
«Может прав отец, — грузил он себя тяжёлыми мыслями, — и я просто изнеженный педик?»
Однажды он так увлёкся переживаниями, что не заметил, как заговорил вслух.
«Боже! Что со мной такое?! — терзался он. — Против чего я борюсь?!»
«Сопротивление бесполезно!» — словно