и усов опьянил меня. Поцелуй был долгим, глубоким и очень чувственным. Целуя меня в губы, он точно ключом открывал мой влажный и жаркий рот, захватывая взасос мой трепещущий язык в сладкий и приятный плен. Я закрыла глаза, а он, подхватив меня на руки, понес в спальную комнату.
Спустя мгновение, он нежно опустил меня на разобранную кровать и, не переставая целовать, стал нащупывать застежки на моем сарафане, чтобы снять его. Я слегка помогла ему, а его проворные руки быстро освободили меня от сарафана, вслед за которым он также быстро освободил мою грудь от бюстгальтера, а затем снял и трусики.
Любуясь моей наготой, он, не переставая, шептал мне какие-то ласковые слова, даря поцелуи, и нежно лаская своими руками мои волосы, лицо, шею, плечи, грудь, живот, опускаясь все ниже и ниже, он развел мои ноги и впился губами в мое лоно. Слушая его, умом я, конечно же, понимала, что Виктор Федорович еще тот дамский угодник, но мне безумно приятно было слышать его комплименты в свой адрес, и чувствовать на своем возбужденном и разгоряченном теле прикосновения его рук и губ. Я была целиком в его власти, у меня закружилась голова и я потеряла чувство реальности.
Он раздвигал пальцами рук мои половые губы и вылизывал мою сочащуюся влагой дырочку, а я похотливо держала руками свои бедра, подставляя ему свою промежность. Наслаждаясь киской, он ласкал и попку, засовывая в нее свой большой палец и насаживая меня на него, так что я вскрикивала от его проникновений и сама двигалась навстречу ему своими ягодицами. Верх бесстыдства, скажет пуританский читатель! Ах, как верно, так оно и есть, а еще греха, порока и похоти.
В какой-то момент он ненадолго остановился, чтобы раздеться самому. Он снял с себя сначала рубашку, обнажив свой крепкий, плотный и довольно загорелый торс, потом снял с себя брюки и трусы. Я увидела его достаточно длинный член с красивой блестящей от смазки головкой и крепкие упругие яйца. Его член в возбужденном состоянии составлял примерно около 19—20 см. в длину. Увидев его, я невольно залюбовалась им, и мне захотелось поскорее принять его в свое лоно.
Художник будто бы угадал мои мысли и спустя мгновение, он уже прикладывал головку члена, больше напоминавшую мне шляпку гриба, к моим половым губам, водя ею по ним то вверх, то вниз, то поднимаясь обратно.
В эти минуты я, скорее, напоминала нимфу в лесной чаще, с распущенными и разбросанными по подушке длинными волосами, примеряющую к своему лоно лесной гриб, выросший после дождя на самой опушке сказочного леса, а сам художник — эльфа с крепким торсом и таким же крепким и твердым членом с большой головкой, готовой ворваться в мое лоно, но наслаждавшегося прелюдией самого полового акта.
Он скользил по моим половым губам, а я протянула ему навстречу свои руки, и пальцами обеих рук сверху раскрыла их, выставив для него свою дырочку. После