Эдика запросили пять лимонов, и известные ему компроматы на других чиновников. Наша доля от этого один лям и пятьсот тысяч. — Объяснила мамочка. — Думаю, что Корчмарь подпишет все необходимые документы.
Нас окликнула Настя, приглашая к столу. Мальчишки доложили о количестве монет, какого номинала, и материала изготовления.
Мы уплетали еду и делились мыслями о том, что здесь нужно построить.
Когда к вечеру вернулись домой, мальчишки лишь покупались, перекусили и пошли спать.
Вера.
Вашакидзе пробыли у нас ещё день, а на утро следующего уехали домой. Когда опустели остальные дома, я позвала Павла на кровать, где Галина и Шота попытались зачать дочку. Удачная это попытка или нет, мы узнаем через время. А пока я хочу испытать те ощущения, которые испытывала Ника, валяясь на постелях где казашки дарили любовь латышам, прибалты в ответ делились частицами своей любви.
— Паш, трахни меня вот тут. — Я хитрО улыбаюсь, медленно оголяю тело. Муж мой, однако, не думает начинать раздеваться.
Ах ты хочешь, чтобы я тебя раздела? Да без проблем, не первый раз. Подхожу к моему ненаглядному и... оказываюсь перекинутой, через его плечо. Ладно. Посмотрим продолжение. Я типа украденная невеста, сначала джигит поносит меня по горам-равнинам, а потом вернётся в тот дом, и...
— Даша, поменяйте бельё в том доме.
По интонации я начинаю подозревать, что он не дикий горец... , скорее гневный царь. Да, вот и бревно, и кадка с мокрыми розгами рядом. Муж берёт всю охапку и направляется в лес.
Чувствую себя овцой, которую несут на заклание. Овца я и есть. Самая настоящая ОВЦА. Безмозглое, тупое существо! Быстро же я забыла клятву, данную камню. О который сейчас МУЖ ударит меня головой, разлетятся черепушки, под которыми пусто.
— Выстоишь сто ударов — прощу.
У меня аж мурашки по телу пошли. Нет, не от боязни наказания, от его гневного голоса. Такая же вибрация голоса была у Зиночки, когда она шуганула парня, пристававшего к нам.
— Муж мой, без жалости...
Поворачиваюсь лицом к алтарю, роль которого сейчас исполнит валун. К его покатой стороне прислоняюсь голым телом. Прут свистнул пулей, ожог ягодицу. Вторая... , десятая пуля пролетела. Боль ужасная. Особенно когда прут ломается и короткие хворостинки ударяют по внутренним сторонам бёдер, по гениталиям.
Я уже не считаю пролетевшие пули, для меня сейчас главное не упасть, выстоять. Пусть пятьсот, пусть тысячу, главное, чтобы простил. Сознание бережёт мой разум, пытается отключить его, но я сама не позволяю, начинаю биться головой о твёрдость. Боль на ягодицах уже не чувствую, зато появилась боль на сосках, которые трутся о шершавость валуна. На них мне раны не нужны, мне ещё ребёнка ими кормить — прокладываю ладони между сиськами и камнем.
Что-то мне подсказывает, что я должна сама себе покаяться.
«Вера, сестра моя, я хотела совершить противоестественный акт!»
«Чем же он плох? Ты же собиралась это сделать с супругом!»
«Да, но подсознательно представлять Шота. Каким бы это не был контакт — физическим, ментальным, он является изменой!»
«Да, сестра Вера, муж будет