закрытой двери спальни доносились приглушенные голоса. Потом раздался вскрик Регины: «Прошу тебя, не надо!» В ответ раздался злобный выкрик отца: «А я-то, дурак, верил тебе, верил твоим идиотским отговоркам! Как же это я раньше не догадался? За целый год совместной жизни я тебя трахал сколько раз? Два? Три? Кому рассказать — на смех поднимут! А ты вон, оказывается, что за штучка! И Таньку мою совратила, сука!» Послышались возня, сопение, шлепки. И снова голос Регины — на этот раз приглушенный: «Прошу тебя, Андрей, не надо! Я не хочу! Не могу! Я умоляю тебя! Мне больно!» — «Ах, больно! — завопил отец визгливо. — А с Танькой лизаться не больно? А когда она тебя, сволочь, пальцем ковыряла — не больно? Ты этого заслуживаешь!»
Таня тихонько толкнула дверь и заглянула. Регина стояла на самом краю тахты на четвереньках, задом к отцу. Отец был голый. Его волосатые ягодицы резко дергались вперед и назад. Руками он держал Регину за талию, мощно насаживая ее тело на себя. Назад, вперед. Назад, вперед. Регина стонала, как раненое животное. И сквозь стоны прорывались ее сдавленные рыдания. Таня бросилась в большую комнату.
Из спальни донесся далекий крик боли. Там страдала ее мачеха. Ее возлюбленная Регина.
Таня быстро оделась, быстро собрала в сумку свои нехитрые пожитки, тетради, книжки и выбежала в коридор. Тихо-тихо она открыла входную дверь и так же тихо закрыла ее за собой.