Как Юльку мачеха воспитывала

помахивая своим узким ремнем, в ответ на что мои ягодицы непроизвольно задрожали, предчувствуя неладное, а в животе похолодело. Не верю россказням тех, кто утверждает, что от строгой порки можно получать удовольствие, но вот то самое чувство ожидания оборачивалось для меня все более незнакомыми эмоциями. Я о том времени, когда стоишь в нескольких метрах от ненавистной Галины Ивановны, покорно оттопырив ей навстречу голую попу, и не смеешь даже пошевельнуться. Чувствуешь на себе ее высокомерный и странно возбужденный, что ли, взгляд, требовательно скользящий по киске, бедрам, вниз к носочкам. Время от времени мы встречаемся глазами, она рассматривает мое красное от стыда и особенности позы лицо, словно говоря «сейчас ты будешь строго выпорота и даже не осмелишься никому пожаловаться». И действительно, кому расскажешь о том, что и наедине с собой вспомнить стыдно? Промежность предательски увлажняется, и я еще сильнее прогибаю спину. Пусть смотрит, гадюка, как я смирно стою. Пусть впитывает в себя мои извивания под ремнем чуть позже. Пусть смотрит, если ей так нравится, но когда-то придет и на мою улицу праздник. Но каждый раз оказывалось, что до этого праздника еще далеко.

— Пусть на стол лезет, — недовольно пропыхтела Галина Ивановна, обращаясь к мачехе. Со мной-то она предпочитала общаться только взглядами и ехидными усмешками, намеренно не удостаивая словом.

Решение Галины Ивановны закон, и мне велено лезть на стол. Кажется, это поза самая унизительная, ведь я лежу на спине, отчаянно обхватив себя пониже коленок и притягивая их к груди. В таком виде я вся как на ладони перед ними, тогда как сама ничего не вижу. Вульва, наверное, очень стыдно выдается на фоне тощих ляжек, во всей своей лысоватой доступности. Иногда ремень захлестывает по ней, и слезы сами льются из глаз. Когда лежишь на спине, большая часть ударов приходится по ляжкам. А значит, о правильных юбочках можно забыть как минимум на неделю.

Мне часто снится сон, что вот я сижу на уроке и какой-то незнакомый учитель вызывает меня отвечать домашнее задание. Я отчаянно пытаюсь вспомнить, что была задано, но безуспешно. А дальше события развиваются молниеносно: задранная юбка, стол на возвышении по типу кафедрального, коленки к груди, выставленная на всеобщее обозрение киска. И мальчики, мальчики, много мальчиков вокруг. Разглядывают меня со всех сторон, а я почему-то никак не могу заставить себя зажмурить глаза.

На этот раз мачеха наказывала особенно медленно, подолгу и во вкусом выбирая место на нижней части моей скромной попки. После каждого полученного удара, я громко оглашала их общее количество и просила прошение. «Да, я буду здороваться со старшими. Да, я буду слушаться. Да, я буду мыть полы». И так до бесконечности. Раз или два, когда ремень попадал дважды подряд по болезненному месту, я срывалась на крик, но неизменно произносила нужные зазубренные слова. Наконец, на пятнадцатом даре порка закончилась, и мне великодушно разрешено было распрямиться. Галина Ивановна, пытаясь