живота. Перекрестные крылья рук синхронно ласкают сочащиеся лепестки юного, и не очень, двух набухших бутонов. В зеркалах отображается картина, написанная кистью Босха или Бога. Тела испускают дух, розовые поцелуи улетают в небеса, женщина вдруг испаряется, и Софа опять остается одна, посреди белоснежной кафельной пустыни... Нильс игнорирует ее со вчерашнего вечера. Огрызок Олаф плевал на нее всегда. Закрыв реснички, она мысленно отправляется на поиски счастья, по закоулкам разума. Нильс смеется, над ее детскостью, второй даун импотент вторит ему. Зубы мудрости еще на месте, но девичья честь запрятана глубоко в пятку.
Ритм смешка ускоряет поиски страсти, и... вернувшись в реальность, Сонечка видит пред собой ту самую женщину. Вся в черных мехах, как на картинках М Захера, вокзальная мадмуазель стоит на перроне и нервно курит, держа мундштук, теми знакомыми тонкими пальцами. В руке крепкий поводок, а рядом патлатый мужичок на коленях. У него в зубах давно обглоданная кость, похожая на вылизанный фаллос. На теле грязная куртка Олафа, на ногах охотничьи ботинки Нильса. Его сизо-лысая, непропорциональная голова и классическая мелодия в затертых наушниках. Женщина демонстративно забавляется над его неуклюжестью... И вдруг замечает ее — недавнюю, весеннюю, девственную непорочность. Замерла. Застыла. В маслянистых глазах неожиданно вспыхивает искорка и тут же мгновенно пропадает... исчезает также внезапно, как и появляется.
Женщина отводит понурый взгляд на верную ей собаку, и уходит с перрона, и дальше с вокзала, в черную пасть перехода и сырость туннелей... Соня снова остается одна, посреди шумящей улицы с расхристанным видом простушки, с бирюзовыми глазками, наполненными слезами, с душой, израненной пустотой, с ошметками памяти о той мимолетной встрече в общественном месте, где все остальные обыватели привыкли справлять естественную нужду, но совсем другого порядка... Вдруг прищурилась, улыбнулась своим новым, долгожданным мыслям и запрыгнула в автобус, уходящий в столицу. Держась за поручень, быстро застегнула верхнюю пуговицу балоньевого короткого пуховичка и, помахав сквозь вытянутое запотевшее стекло островопасхальным перекошенным мордам Олафа и Нильса, уехала куда-то туда... далеко далеко, где в сказочной Лапландии живет ее папуля... ее любимый Санта Клаус.