свой палец, поелозила там, трахая сама себя в попу. Застонала от удовольствия, задёргалась. Вытащила палец и сунула мне в рот. «Оближи, стерва!" — простонала она и я, не задумываясь, стала облизывать её плохо пахнувший пальчик. Он пах туалетом, но мне было в кайф! Вау — какая жесть всё, что мы тогда делали с Кристиной в парке!
Когда она трахнула меня в первый раз и немного отошла от возбуждения — мы с ней перекурили на бревне, — Кристи велела подлизать киски Наталье и Вике. Она сказала, что теперь я никуда от них не денусь и буду делать всё, что они прикажут. И ещё назвала меня своей рабыней, а себя — госпожой и богиней. Мне было всё равно, как они меня называют, и даже побои я принимала с удовольствием. Да, после того, как я у девочек полизала по одному разику, а у Кристи — дважды, она сказала, что хочет проверить, хорошая ли я рабыня? Велела прижаться голой грудью и ногами к стволу дерева. Они все трое выломали тонкие гибкие хворостины и стали сечь меня ими со всей силы по спине и попке. Кристи пригрозила, что если я буду кричать, они будут бить ещё сильнее, а Натали сказала, что покакает и заставит есть...
Я терпела порку, пока могла. Слёзы ручьями лились из моих глаза, вся спина и попа превратились в одну сплошную, красную, кровоточащую рану. Под конец я не выдержала, упала на землю и стала просить, чтобы они прекратили. Они и не думали заканчивать, а только посмеивались и продолжали все трое хлестать меня лежачую, пока я не уписалась. Только тогда Кристи сказала, что хватит, крепко схватила меня за волосы, приблизила моё залитое слезами лицо к своей киске и помочилась на меня. Она потребовала, чтобы я раскрыла рот. Я сделала, и стала глотать её мочу. Я полулежала на земле, только голова была задрана кверху — Кристина продолжала держать меня за волосы. Вика подошла сзади, присела надо мной и тоже стала на меня писать, на спину и попу. Противная, злая Натали чуть отошла в сторонку и села какать. Она, как и я, тоже была без ничего. Вероятно, пока мы развлекались с Кристиной, они трахались с Викой. Натали покакала и подозвала меня к себе. Девчонки застыли в оцепенении, следя за моей реакцией, в ожидании, что же будет. Они, вероятно, ещё не верили, что я способна на всё. Но я настолько была подавлена поркой — меня всю трясло — что действительно готова была и на это,... лишь бы они снова не стали меня хлестать прутьями по всему телу... Я сделала это, мамочка!..
— Что, доченька? — смутно догадываясь, о чём она говорит, с тревогой и неприкрытым состраданием спросила я.
— Это... После Натали... — потупясь, сгорая от стыда, с глубокой внутренней болью и раскаянием выдавила Оленька. — Наталья — злая, развратная, жестокая и отвратительная девчонка! Она несколько раз хлестнула меня прутом по груди — крест