пальчик. Так, по очереди их перебирая, Оленька снова довела меня своим умелым, гибким и подвижным язычком до взвинченного возбуждения. Я протяжно и сладостно застонала, как будто она облизывала моё влагалище, а не пальцы на ноге. (Специально для — Ей, по-видимому, это доставляло едва ли не большее удовольствие, чем, если бы она обрабатывала мою пилотку.
Я вспомнила, что она её вчера недобрила. Соседская опасная бритва сиротливо лежала на столе, и я напомнила Ольге об этом.
— Ах, да, мамуля, я сейчас! — вспомнила о вчерашнем моя девочка. Проворно вскочила с дивана и пошла за бритвой.
Но брить на сухую, как вчера, она не решилась. Накинув на голое тело платье, сходила на общую коммунальную кухню, вскипятила на плите чайник, принесла горячей воды и мыло. Я, раскорячив ноги, стала над тазиком и Оленька хорошенько всё у меня выскоблила между ног. При этом, как вчера, — не порезала ни разу.
После того, как я начисто подмылась над тазиком, девочка, потупясь, попросила:
— Мамочка, побрей и меня, пожалуйста.
— Но ведь у тебя совершенно нечего там брить, — возразила я.
— Нет, не правда, — есть, ну как ты, мамуля, не видишь, — запротестовала Ольга и указала пальчиком на едва различимый белый мягкий пушок на холмике внизу животика. — Побрей, я тебя очень прошу.
Я согласилась. Усадив девочку на табуретку, хотела намылить холмик.
— Не нужно, побрей так. Я хочу, чтобы мне было больно, — с придыханием, сексуально произнесла Ольга.
Её волнение тут же передалось и мне. Я взяла бритву и принялась насухую, осторожно снимать налёт белых мягких волосков на её холмике.
— Подбрей и киску, прямо там, где щелка, — продолжала командовать девочка, возбуждаясь всё больше и больше.
Я тоже вся тряслась от возбуждения, рука моя ходила ходуном и я боялась порезать половые губки дочери.
— Брей, мамуля, ничего не бойся, — подбодрила меня Оленька и произнесла такое, от чего я просто оторопела... — Я хочу, чтобы ты сделала мне больно!
— Как, доченька? — испуганно глянула я ей в глазки — снизу вверх.
— Порежь мне киску, как я вчера порезала тебя, — сказала она.
— Но я не могу, Оля! Тебе будет действительно больно. Нет...
— Но я хочу, мамочка! — настаивала моя девочка.
Тогда я, закрыв от страха глаза, резко и быстро нажала остро-отточенным лезвием на её половую губку. Ольга громко вскрикнула от боли. На пол, как вчера, во время оргии, закапала кровь. Я тоже ойкнула от страха, раскаиваясь и кляня себя за уступчивость, во все глаза воззрилась на бедную свою девочку.
— Что смотришь, не знаешь что делать, — неожиданно зло закричала на меня Ольга и даже замахнулась ладошкой. — Живо вылижи её! Хочешь, чтобы я истекла кровью?
Я испугалась ещё сильнее её тона и торопливо припала ртом к её влагалищу. Кровь дочурки была тёплая и солоноватая на вкус. Я высасывала её, стоя перед ней на коленях. Это, видимо, возбудило Оленьку ещё сильнее.
— Ты, мама, как настоящая вампирша из видика, — самодовольно сказала она, сидя с расширенными ножками