облизывать его орудие от спермы и моей смазки. Он терпеливо дождался, пока я вылижу всё, спрятал уже обмякший писюн в трусы, пересел за руль.
— Вылазь нахуй, приехали! — хмыкнув, сказал Серёга. — Хорошего понемножку, бля... Дальше сама дотопаешь, а мне ещё всю ночь работать.
Я не удивилась такому к себе отношению. Ко мне всегда так относились. А девчонки из компании Кристи ещё и били. Натянув торопливо трусики и юбку, вышла из машины. Громко хлопнула дверь, ведомственные «Жигули», заурчав двигателем и некультурно набздев бензиновыми испарениями, умчались. Я пошла по тёмным, клыкасто зловещим улицам заброшенного богом и властями посёлка бывших шахтёров к себе домой.
Идти было хоть и не сильно далеко, но не приятно. В паху всё слиплось от Серёгиной спермы, трусики впереди намокли. Задница и спина ныли от незаживших рубцов после порки. Ноги затекли от лежания в неудобном положении и подкашивались, во рту было неприятно и гадко после минета. Я шла, пошатываясь, как пьяная. То и дело спотыкалась на неровностях, а один раз чуть не упала. К тому же сильно хотелось писать. Я не стала терпеть и комплексовать, а решительно села прямо сбоку узкого тротуарчика, под раскидистым вязом. Как нарочно позади послышались топот многих шагов, громкие юношеские задорные голоса, заливистый беззаботный смех. Я, не дописав, поспешно вскочила на ноги, натягивая второпях трусики. Конечно, обмочила их ещё сильнее. К тому же, молодёжь, шедшая следом, явно увидела в темноте предательскую белизну моего тела.
Обгоняя меня, ребята цинично заржали. Не будь с ними двух девчонок, они бы, без сомнения, пристали ко мне. Один отпустил в мой адрес недвусмысленную грязную шуточку. Другой, в тему, ответил ему:
— Да это местная путана, не знаешь, Боб! С работы идёт. Нажралась, как свинья, и деревья обсыкает.
— Вот бы её через Роттердам — на Пупенгаген! — зареготал третий и сделал темпераментные возвратно-поступательные движения руками и бёдрами, как американский певец Майкл Джексон на сцене.
Я испугалась и быстро перешла на противоположную сторону коварной ночной улочки, чтобы не идти следом за опасной компанией. Но другого пути, увы, не было, флигель наш располагался как раз по пути следования молодёжи. Всю дорогу я тряслась, как осиновый лист, живописно представляя, как меня насилуют несовершеннолетние отморозки. Как это ни парадоксально, но от этих «страшных» фантазий мне подсознательно стало приятно, и я даже пожалела, что этого не произошло наяву. Когда я наконец-то добралась до дома, Оленька ещё не спала.
— Ты где была, поблуда? — строго спросила она, встречая меня в коридоре и становясь в картинную позу доминантшы и хозяйки положения.
Я, смущённо потупив глаза, вполне сознавая свою вину, хотела тихо, как мышь, прошмыгнуть мимо. Во рту у меня было неприятно, и я опасалась, как бы Ольга не почувствовала острый запах. К тому же было неуютно в обмоченных трусиках и мне хотелось поскорее переодеться и подмыться. Но сделать это так, чтобы не видела дочка, было невозможно: ванны или