— Неа. Это ни когда не помогало. Но я не против, если ты попытаешься. — оглянулась на побледневшую подругу Ребекка и снова оттопырила попку.
Словно завороженная Диана медленно стянула с гимнастки эластичные брюки, пока ее загорелые ягодицы не оказались полностью обнажены, а потом ухватилась за плотный бутон вульвы, выпирающий между плотных бедер.
— У меня есть идея получше. — заторможено произнесла она, с трудом веря, что все это происходит в реальности и зашарила под подушкой кушетки. Мы с Генри, трахнем тебя! — в ее руке возник вибратор Ребекки.
• • •
Эван полулежал на удобном диване в гостиной, чувствуя себя аппетитной прослойкой в сэндвиче из Глории и Кэнди. Он едва дождался обеда, состоящего из великолепных спагетти с фрикадельками по-шведски, что бы услышать, что скажет ему мачеха. В сознание крепло предчувствие, что слова: «я совершила ошибку, огромную ошибку... «подразумевают нечто большее чем сожаление, о истории с гонками. Его любопытство уже превратилось в болезненную манию, но он терпел, чувствуя, что сейчас не время спрашивать, поэтому, изо всех сил, старался просто насладится моментом семейного отдыха перед телевизором.
Они чертовски давно не делали этого вместе. А раньше так заканчивался любой ужин. Эван помнил, как любил лежать свернувшись калачиком рядом с Кэнди, прижимаясь к ней как щенок. А потом любимый папаша мало-помалу сломал сложившийся уклад, выстроив свою тюрьму, в которой запер и Эвана и Кэнди. Теперь, сидя рядом, чувствуя тепло ее тела, мальчик ощущал, как медленно, болезненно восстанавливаются частички разрозненного, становясь целым. Ему безумно хотелось обнять женщину, прижать к себе, рассказать, как сильно он скучал, но время еще не пришло. Она должна была начать первой.
Как только Глория заснула и засопела, удобно устроившись на сгибе правой руки Эвана, Кэнди заговорила. Она начала рассказывать о своем детстве, о детстве Эвана, о их совместной жизни в самом начале, когда она только начала работать в их доме няней. Она, будто рассказывала сказку, снимая с капустного кочна слой за слоем. Она ни когда не говорила так открыто и откровенно. Рассказывала о матери Эвана Сандре. И ему стало очевидно, что Кэнди ее очень уважала, любила и до сих пор скорбит о ней.
— Моя мама самоустранилась. Считай, ее ни когда не было рядом. Особенно после смерти отца. В памяти осталась ее вечно пьяная покачивающаяся тень и невнятное бормотание. — с грустью произнесла Кэнди.
Уважение и даже трепет, которые Эван чувствовал к Кэнди только усилились после этого признания. Он чувствовал себя так, точно заново влюбляется в нее. Ему начало казаться, что он может лежать с ней рядом вечность. Просто лежать, слушая негромкий мелодичный голос, глядя на нее, задавая вопросы, но Кэнди сказала, что уже слишком поздно, и они поговорят еще в другой раз. Эван согласился, как послушный сын, но в душе ощутил глухое разочарование, ведь она так и не сказала главного. Он все еще не понимал, почему она винит
Наблюдатели, Фантазии