Только твоя, любимый, только твоя... Глава 5

Кусочек ночного неба в окне. Краешек иссиня-черного покрывала, покрытого россыпью мерцающих звезд. Таких далеких. Таких манящих...

Когда-то, именно у этого окна, Марина впервые услышала самое ласковое и самое нежное «люблю» в своей жизни. Тогда бывший прошептал ей на ушко, как сильно он любит ее, свою Мариночку.

Свою кошечку.

Свою маленькую, сладкую девочку.

Свою звездочку...

Вот этого Марина не простит ему никогда. И никому не простит. И не позволит.

Не позволит называть себя словом, от которого ее дыхание замирает, и, на краткий, сладостный миг, она словно бы улетает из этого жестокого и циничного мира куда-то далеко-далеко.

Туда, где нет боли и лжи, нет предательства и смерти, нет одиночества и страшных, бесцветных будней — в дивные грезы, где живет одна лишь счастливая любовь.

Занятная аксиома: даже у самой прожженной шалавы где-то, глубоко в душе есть такой уголок светлой, розовой мечты, не запятнанный ни скотством на грязных простынях, ни чередой абортов, ни памятными шрамами от «постоянных пользователей».

Марина шалавой не была, а уж прожженной — тем более. Порой, конечно, Маринка игриво называла себя «шлюшкой» или «развратницей» — например, когда в тесноте клубного танцпола терлась обтянутой платьицем попкой о вздыбленный член незнакомца, прикрытый брюками, и позволяла его рукам мелкие вольности.

Или же в ситуациях, менее невинных: когда медленно надрачивала одному знакомому мальчику в подъезде собственного дома. Не то, чтобы ей очень хотелось, но уж больно мальчик был приставучий — и крайне ранимый. Их последнее свидание случилось перед его отъездом в другой, далекий город — а месяц ухаживаний ни на сантиметр не приблизил паренька к вожделенному телу. Так что девушка решила все-таки поощрить паренька за целеустремленность и терпение.

Тогда Марина ласкала ручкой его готовый взорваться орган, скорее, из сострадания, нежели в порыве горячей страсти. Она подумывала порадовать усердного парнишку и минетом, но даже не успела, как следует, настроиться на быстренький подъездный отсос: мальчик, шумно застонав, кончил так мощно, что покрыл струями семени противоположную стену темного закутка на последнем этаже еще не до конца заселенной высотки.

В тот момент, глядя на потоки густой, тягучей и почти что лишенной прозрачных мутноватостей спермы, которую выбрасывал из себя несгибаемо стоящий ствол, Марина искренне пожалела, что больше ничего не успеет с этим, без сомнений, «потенциальным» мальчиком. Но все равно не стала ласкать его ротиком. Нечего баловать...

С той поры, Марина сильно изменилась. И теперь, смотря в глаза своему бывшему, своему «экс-», она уже точно не опустится до подобных вольностей. Она ведь знала, как он будет себя вести, как будет стараться сбить с нее эту непроницаемую броню холодности.

Как он будет беситься при виде ее насмешливой улыбки, пробегающей по пухлым губкам в ответ на его попытку сумничать или, в очередной раз, похвалиться какой-нибудь безделицей из собственной жизни.

Как он будет тщетно пытаться приобнять, чмокнуть, а то и вовсе повалить на давно «испытанный» диван в надежде на собственную, так сказать, неотразимость и ее уступчивость.

Марина все это знала, словно сама заставляла бывшего исполнять