— Варькаа! Варька, поганка малолетняя, где деньги?
Мать знала, что через 3 месяца еду в столицу на танцевальный конкурс. А это значит — костюмы, аксессуары, макияж, билеты... Это значит деньги.
А деньги родительнице были нужны как воздух. Молодой любовник ел, пил, гулял, ненасытно выкачивая из Элеоноры, хватающейся из последних сил за уходящую сквозь пальцы красоту, все новые и новые суммы.
Часть средств покрывали наши с Леной отцы, все еще считавшие, что погубили «милую талантливую Эличку во цвете лет дурацкими беременностями», частично помогали две сдаваемые квартиры, оставшиеся от почивших бабушек-дедушек.
Но было мало. А я, доча младшая, поганка неблагодарная, «точно запасла кубышку, вся в отца». И сейчас Элеонора, как она просила ее называть при людях, перерывала нашу с сестрой комнату как трактор пашню, разбрасывая комья и рыча.
Я осторожно прикрыла входную дверь, даже не пытаясь зайти и выяснить отношения с матерью. С меньшим риском можно резать провод мины, прыгать по тонком льду весной и вырывать гранату у обезьяны. Лет с 3-х я усвоила, никогда, повторяю — никогда, не подходить к орущей Элеоноре.
Как была после школы, в стареньком платье из тонкой шерсти и с дермантиновой сумкой на длинной ремешке, развернулась и пошла на первый этаж, к закадычным своим друзьям-двойняшкам Люсе и Мише.
— Че, опять твоя дурит?
Вздохнула в ответ.
— Ну, немного осталось, до лета дотянешь. А там или в Дом свой танцевальный пойдешь, или поступишь куда, или вон, за Мишку выскочишь. Все дороги открыты.
Люся как всегда была очень позитивна. И во всем видела только светлую сторону. Ее брат посадил меня на колени и, пользуясь случаем, целовал в шею.
Двойняшки были старше меня на полгода и в классе почему-то привычно опекали. Их родители были малярами, кровь от крови нашего заводо-фабричного района, вечно на заработках и поездках, двухкомнатная квартира часто оставалась в полном распоряжении брата и сестры. И все было бы чудесно, если бы не особое внимание Миши в последний год.
Началось с дружеских объятий, чуть более тесных, чем обычно. Потом поглаживания. Поцелуи.
Пару раз я пыталась отказаться, не то, чтобы мне было противно, но и не особо хотелось. Тогда в ответ Мишка пылил и злился, Люся переживала, и те ночи, когда мама просила уйти и не мешать ей «строить личное счастье», приходилось проводить не у них, а ехать к отцу. А это тот еще ужас.
Поэтому проще было немножко потерпеть, и все довольны.
Сейчас Люся с хитрецой поглядывала как пальцы брата лезут мне за шиворот. Она обожала брата и считала, что я должна быть счастлива от его внимания.
— Люсь, помнишь, я у тебя сменку оставляла? Мне на работу надо переодеться.
— Сейчас найду, вроде в пакет заворачивала.
Подружка открыла огромный шкаф и начала искать.
Соскучившийся Миша тут же запустил руку в ворот и по-хозяйски облапил грудь. В последнее время он совсем перестал прятать нашу возьню от сестры, хотя я жутко стеснялась и упрашивала его так не делать.
— Миша, — шепчу, —