не надо при Люсе.
А он уже пуговицы расстегивает, шарится, и в рот мокрым языком. Брр.
Я отпихиваюсь, ногами по этому идиоту даже саданула разок. Но ему, лосю, все по барабану, просто упал сверху, и продолжает меня лапать.
— А, нашла! Пойду чаю попью, пока вы тут милуетесь.
И бодрая подруженция пошла на кухню.
— Люсяя!
Мой сдавленный вопль тут же закрыли поцелуем. Миша наконец дорвался до тела. Капроновые колготки были сдвинуты вниз, платье почти свернуто под мышками.
— Кисюля моя, как же я за день намучился. Яйца как каменные. А ты сидишь, неприступная вся. И после уроков без меня убежала.
Он исступленно целовал мои чуть вдавленные по центру соски, гладил подрагивающими пальцами живот, забирался в трусики.
Вот удивительно, надо же, почему я на тебя целый день не смотрела?!
Потому что вчера ты затащил меня под лестницу и щупал на глазах своего дружка. Типо он сторожит, пока мы целуемся.
Я рыкнула и изворачиваясь пыталась удержать стягивание вниз трусиков.
Мишка был наглый в своем бесконечном желании, но хаотичный как щенок, и, если подольше сопротивляться, есть шанс, что переключится на другое.
Так и сейчас, он плюнул на радости, которые я прятала между ног и просто прижался уже вытащенным членом к моему обнаженному животу.
Сжал в обьятиях и задергался вверх вниз. Шипел, хвалил меня, уткнувшись в волосы, какая я желанная и мягонькая, двигал бедрами.
Постепенно я размякла. Миша осторожно спустился ниже и тер уже прямо по взмокшим трусикам. Было очень жарко, дышать тяжело, под скрип дивана я обессиленно закрыла глаза, с двух сторон локтями сжимаемая как в капкане возбужденным Мишей. Тело начало плавиться.
— Да, Варечка, моя любимая, тебе уже хорошо сейчас? Вот как тебе хорошо.
Я захныкала и замотала головой. Не хорошо, не хочу, не хочу так.
Но произошло как обычно, Мишка сдернул вниз трусики и двигал своим штырем поддевая снизу лобок, прямо по тоненьким волоскам, и по складочке, и по чему-то очень нежному и сладкому там.
Он целовал меня в закрытые веки, в дергающиеся и шепчущие «Нет» губы, а потом, смеясь, пил мои тихие стоны.
Ноги немного подергались, и я замерла, учащенно дыша. Теперь Миша, уже не встречая сопротивления, просто втиснул член между сомкнутых бедер, не заходя в интимную полость, и задвигался с широким диапазоном, успевая покусывать шею и щипать за соски.
Грудь всегда была особой зоной внимания. Широкие и крупные, две упруго торчащие чаши, очень рано и порочно выросшие на стройном спортивном теле, стали моим первым проклятием, сильно приворожив ранее такого спокойного друга.
И сейчас он, перед тем как кончить, выгнулся, чтобы любоваться ими.
— Сиськиии, — смотрел, улыбался счастливо и кончал.
Я отвернулась и задумалась, почему он каждый раз не настаивает на снятии трусиков, но по итогу делает что хочет, и я опять лежу вся открытая. Он вынуждал меня получить вспышку удовольствия, и только потом кончал сам, иногда показывая чудеса терпения.
Миша гордо считал, что он обо мне заботится, и девственности до свадьбы не лишает.