Инга и Роман. Надлом

— Их будет трое, потом присоединится еще один. Можно в рот, очко, пизду, сливать тоже куда угодно. Разрешена порка, плевки, пощечины само собой. Пороть смогут всем кроме розог и кнута. Ее можно будет использовать как писсуар. Практически все, что придет в голову можно. И это ровно на 15 часов. Начнут в шесть вечера. К девяти утра она свободна. Если захочет. Позвонит тебе. Если захочет. А может быть и мне. Впрочем, мне это будет не интересно. Тебе же послушать о ее подвигах будет интересно. Вылизать, убрать, отмыть. Но это лишь если у нее будут силы.

Он смотрел в пол. Боялся поднять глаза, его ощутимо трясло. Это был тот шаг о котором он так мечтал, и, вдруг, это все стало обретать четкие контуры. Стало ясно, что она ляжет под других. Это будет уже не просто ее измена, согласованная, отобранная и одобренная. А это будет передача ее другим и не им, а тем кому она принадлежит. В этот момент она была вещью, как на рынке, он был чем-то вроде тряпки для протирки вещи.

Реальность не трескалась, но плыла, как марево в чудовищно жаркий день.

Она смотрела в упор, почти не моргая. Чуть приоткрыв рот, думала или, или просто в шоке. Не особо то ее спрашивали, не особо то она хотела, чтобы ее спросили.

Все что было, до и его пояс верности в котором он был постоянно и сеансы его дойки раз в недеелю и ее походы ко мне, дрессировка, все то, что я делал с ней, даже самое унизительное и грязное, болючее и отвратительное — теперь было разминкой.

— Не думаю, что я спрашиваю у кого-то из вас, верно?

Они молчали. Смешные. Замершие на коленях. В напряжении и ожидании.

Пощечина.

— Соси.

Она привычно и с удовольствием стала отсасывать, зная, как нужно в каком ритме и чего я хочу. Он отвернулся, но видимо возбудился.

— Смотри, животное.

И он смотрел, сглатывая и краснея. Пытался сжать колени, принять какую то удобную позу, но все нее получалось.

Ее губы ходили по члену, ее жопа торчала, сиськт болтались, она чавкала и постанывала.

— Что, чмо, рада, что хуй выдали?

Глаза в пелене похоти. Ничего больше в них не было, кроме дикого желания.

— Да...

Пощечина

— Да, да, простите, Хозяин.

Я вдавил ее голову, она насадилась до максимума, стала захлебываться, кашлять. Потекла слюна, раскраснелась. Дал чуть воздуха и опять. Бросил и она уже сама в диком ритме, подвывая сосала.

Он выглядел жалко и как-то обреченно.

— Что, малыш, понимаешь, что это будет с ней? Понимаешь в каком вы окажетесь положении?

Утром на работу. Ты со вкусом чужой спермы на губах, в ссадинах, синяках и следах от их рук, хуев, вся использованная, чужая, будто не твоя. И она ж ведь еще захочет. — А, соска, захочешь?

— Она коротко взглянула на меня белым глазами, — Да...

— А ты, сосунок, так и будешь подлизывать. А потом и ты встанешь рядом и будешь раздвигать