ему открылась Рута анфас.
Она лежала с раскинутыми в стороны руками. Так любят лежать дети во сне. Так лежат те, кто находится в состоянии комфорта с самим собой и внешним миром. Это поза беззаботности, умиротворения и полного расслабления.
Ноги были тоже разведены. Не широко, но достаточно, чтобы взгляд Виктора надежно пришвартовался прямо между ними. Он рассматривал довольно высокий, гладенький лобок, соблазнительные складочки внешних губок, за которыми едва-едва проглядывались губки внутренние. С этого ракурса хорошо просматривалась и промежность.
Ага, тот самый «просак» из фильма «Жмурки». Вот ведь, Никита, ай да, Михалков! Анатомическим атласом огреть бы тебя, чтоб не вносил смуту в народные массы!
Он рассматривал девичьи привады, а руки продолжали выполнять массаж. Он уже заканчивал с правой стопой, совершая поглаживающие движения от ахиллова сухожилия и до кончиков пальцев, и переходил к левой.
Сосредоточиться на массаже мешал торчащий колом член — внешний вид Руты поднял бы и у мертвого. Но Виктор не давал пока волю своим животным инстинктам, вначале следовало закончить массаж. Он не терпел халтурщиков, и сам никогда не халтурил. Тем не менее, мысль пройтись по тайным ее складочкам языком дразнила аппетит, заставляя сглатывать слюну.
Спустя какое-то время массаж был закончен. На губах Руты играла улыбка, как у блаженного подвижника на великий праздник.
Виктор подтянулся выше, наклонился над лицом девушки и мягко ее поцеловал. Она открыла глаза, обняла его одной рукой.
— Витенька, как хорошо, как вкусно! Это лучший массаж ножек в моей жизни! Спасибо тебе! — Рута также мягко поцеловала Виктора в ответ.
— У тебя такие ножки, что я и сам получил удовольствие. Давай-ка на животик, — Виктор немного приобнял Руту, чтоб помочь ей перевернуться.
Рута послушно выполнила просьбу, хотя не представляла, какое же Виктор готовит продолжение.
Зато это знал Виктор. Он стал над девушкой на четвереньки и ткнулся лицом ей в волосы. Голова его моталась из стороны в сторону, как у щенка, который ищет мамкину титьку. Он получал свою дозу, как наркоман после долгой ломки. Все перестало иметь значение, кроме рыжего шелка, в который он окунался, казалось, целиком. Он вдыхал запах этих волос, вдыхал запах ее тела. Добираясь в своих стараниях до ее открытой кожи, он целовал ее, лизал, покусывал. Под его атаку попадало то плечо, то шея, то мочка уха — Виктору нравилось все.
И Руте нравилась эта суета вокруг ее волос. Она подложила руки под голову и закрыла глаза.
Виктор начал опускаться ниже. Он покрывал поцелуями спину, ласкал языком вдоль позвоночника. Язык дошел уже до его любимой женской черты, той самой, что делит попу пополам.
За попу он взялся с особой страстью. Эта круглая, упругая, широкая попа заслуживала самого пристального внимания. Он начал помогать себе руками. Пальцы впивались в эту податливую плоть сильно, до боли. Зато языком он прикладывался мягко, нежно, компенсируя причиненную боль. Этот контраст ощущений заставил Руту постанывать. Она двигала попку навстречу его пальцам, навстречу его языку.
А язык работал все ниже и