От тюрьмы, да от сумы. Часть 3: Камерная любовь

же тебя так...

— Я отнял жизнь у двух людей. Третий скончался в больнице. Это справедливо. Я должен быть наказан. Ударь меня. Только не гладь. Ударь со всей силы.

Она ударила. Я сложился пополам. Адская боль. Но мне это нравилось.

— Ещё!

— Нет, я выполнила твою просьбу, теперь проси, что хочешь.

— Отдайся! Прям здесь и сейчас.

— Юр я не могу. Я замужем, попроси, что-то другое

— Курить хочу. Дай сигарету или папиросу.

— Хорошо, я выполню, обещаю, — сказала она и крикнула, — в камеру его!

Внезапно кормушка открылась и в ней показалась симпатичная мордочка дубачки.

— Юра, лови, — передавая мне наволочку с сигаретами, сказала она.

— Лена! Блядь, я просил только одну сигарету, а здесь, наверное, 50 пачек.

— Юр, иди ты на хуй. У тебя было желание? Я его выполнила. В расчёте?

— Неа. Позволь тебя в губки поцеловать?

— Пошёл в жопу! Я же тебе сказала, что замужем.

Кормушка закрылась. Кроме сигарет в наволочке оказался чай, сахар и сало.


Иногда, глубокой ночью мы вели степенные разговоры. Больше всего мне нравилась Лена. Она не позволяла мне щупать сиськи и совать руки между ног, потому что была замужем. Зато, как оказалось, мы читали с ней одинаковые книги и смотрели одинаковые фильмы. Она часто просила меня извинить её за то, что ударила меня тогда.

И если я её сильно попрошу, то она бросит своего мужа, и будет делать всё, что я захочу.

Конечно, я не желал ей зла. И категорически был против. Однако она таскала мне постоянно, то сигареты, то еду. Я упрашивал её не делать этого. Но она всё равно это делала.

— Юр тебя скоро убьют, но я постоянно молю Бога, чтобы тебя помиловали. Это не справедливо. Почему подонки ходят на свободе и творят свои гнусные дела, и им за это ничего не бывает? Юрочка прости меня, за то, что я тебя тогда ударила.

— Лен! Блядь, ну хватит уже. Ты не виновата и не стоит просить у меня прощения. Я сам напросился. Получил и доволен.

Ещё была Зоя. Я называл её Зайкой. Сначала она категорически отрицала всё и вся, а потом приподнимала кофточку и позволяла ласкать свои груди.

Я ласкал, а другой рукой ласкал себя. Потом она вставала на табуретку, и я ласкал её между ног. Иногда мы кончали вместе. Зоя сразу убегала и не подходила до утра.

Однажды ко мне в камеру подселили парня. Он не был смертником. Кажется, он поднялся с малолетки на взросляк, по достижению 18-тилетия.

Его звали Влад. Он не был рассказчиком, но любил слушать. Я был у него мамочкой, рассказывающей на ночь сказки и разные истории, прочитанные из книг или придуманные из головы.

Когда нас выводили на прогулку, многие кричали мне всякие гадости о нём, но я не слушал. Зайка перестала позволять щупать её, завидев у меня сокамерника, Лена, тоже, прекратила наши беседы.

В один из банных дней, мы мылись в душе, Влад стал странно вести себя.