Петрофан

в Бога, вам придется пойти на одно дельце, — хитро закончил Петрофан.

— Готова служить нашей вере, батюшка, как истинная христианка, — ответила прислужница с готовностью приговоренной овечки.

— Раз готова, нужно снять одежду, — с воодушевлением произнес поп.

— Но как же так батюшка? Это ведь прелюбодействие! — горячо возразила она

— Нет, сам Всевышний возложил на меня миссию наставить тебя на путь истинный, — с пафосом вещал Петрофан.

— Я готова принять свою участь, — смиренно ответила послушница и расстегнула простенькое платьице.

Святой отец возликовал! Ему удалось с пол оборота развести глупую бабенку на секс.

— Платок тоже снимать?

— А как же! Все стаскивай долой, да здравствуют чистые отношения, не обремененные одеждой, — на радостях Петрофан нес откровенную чушь. Он уже предвкушал, как задвинет по самые яйца скромной церковной мышке.

— А что это вы тут делаете? — грозно пророкотал старушечий голос. Прелюбодейники мигом обернулись и узрели в дверях кельи уважаемую церковную особу. Эта старуха обладала неслыханным авторитетом среди служащих храма, что круче нее был разве только Бог. Попасться ей на глаза в таком виде означало смачный пинок из церкви с теплого, насиженного годами Петрофаном местечка. Для Аксиньи случай выльется малой кровью — послушницу побреют в монахини и отправят в женский монастырь. Старуха Никодима была скора на расправу, как Иван Грозный.

— Что вы делаете нехристи? — повторила свой вопрос инквизиторша еще более грозным тоном.

Аксинья сжалась в комок, даже не подумав быстро облачиться в одежду. Петрофан стоял со спущенными штанами, благо длинная ряса закрывала его железное непотребство.

— Ну я пошел, — легкомысленно промолвил батюшка. Он всегда покидал поле боя, почуяв запах жареного. Сделав пару шагов назад, он запутался в собственных штанах и рухнул второй раз за сутки на руку, в данном случае на левую. Он вспомнил всех святых, пока верещал от лютой боли. Никодима временно забыла о проделках молодежи и поспешила оказать первую помощь упавшему. Итак, Петрофан оказался загипсованный на обе руки. Бог шельму метит.

— Как же я кадилом буду махать, — сокрушался он, — А пИсать?

— Сидя, как девочка, — подсказал верный друг Таис.

Священник замахнулся на него рукой, но скорчился от боли. Более всего ему было обидно, что старая попадья помешала ему заправить толстого Аксинье промеж ног. Церковный разбойник решил взять реванш: — Позови Аксинью, хай придет в мою келью, — дал указание дьяку поп. Тот ухмыльнулся и скрылся за дверью. Спустя пять минут раздался тихий стук.

— Заходи, — разрешил Петрофан.

— Звали святой отец? — робко спросила послушница.

— А как же, звал, давно жду тебя, высматриваю. Все глазки проглядел уж! Сделай милость раздевайся. И с меня сними одежки, а то я немного не в состоянии. Аксинья смиренно опустила глазки и сняла платок.

Блестящий череп украшал абсолютно безволосую голову. Матерь божья! Поп перекрестился правой загипсованной рукой.

— Что за хрень? — поинтересовался поп с ужасом рассматривая ее торчащие ушки. Обритая налысо девушка была похожа на Гоблина.

— Постриг приняла в монахини. Никодима велела, — скромно потупив глазки в пол, ответствовала