нет. Угадайте! — она перестала его щупать.
— Уффф... Ну точно не пятнадцать, — сказал Гладков. — Судя по голосу... и губам...
— А сколько? Тридцать шесть?
— Слишком мало данных. Надо... — он прикоснулся, не дыша, туда, где должно было быть ее туловище, — надо собрать информацию...
И сжался, ожидая реакции. Но Кристина молча пыхтела, и он двинулся дальше.
Под его пальцами было голое, горячее, мягкое, и оно было уже довольно долго... «Грудь! Совсем голая?... «Но нет: край ткани, ложбинка...
— Ого! У тебя такое декольте...
— А что? Не нравится?
— И грудь... большая такая... Третий размер?
— Четвертый.
Он спустился ниже, на талию, гнущуюся под его руками, и вернулся выше.
— Это вы проверили — может, я толстая корова?
— Ну что ты...
— И как? Со мной можно иметь дело?
— Ты потрясающая, Кристи, — горячо шептал Гладков, исправляя нечаянную лажу. — Я почти вижу тебя. У писателей знаешь какое воображение! Ты нежная кудрявая блондинка с пухлыми губками, созданными для любви... У тебя молочно-белая кожа, голубые или серые глазки, большие такие... и краснеешь ты крепко. И вообще ты розовенькая... наша, славянская, русская порода!... Что такое?
Кристи хихикнула.
— А лет мне сколько? — спросила она.
— Ну. .. ты тонкая, но крепкая, в самом соку. С такой потрясающей грудью... и голос у тебя густой, чувственный... Но ты молодая. Иногда бываешь почти ребенком. Думаю, тебе от двадцати трех до двадцати восьми... Двадцать пять! Угадал?
— Эээм... Будем считать, что да. А руку вы у меня все время будете на сиськах держать?
— А... тебе нравится?
— Не уверена. Лежит себе, как на перине... Тяжелая, между прочим!
— А соски у тебя такие же большие? — решился Гладков.
— Ээээм...
— Большие и розовые, да? Чтоб много-много молочка деткам было, да? — шептал он, массируя пышную грудь. Кристи охнула и отстранилась, но сзади был угол лифта, в который Гладков загнал ее и возобновил ласки — уже двумя руками.
В лифте сверкали искры и рвались фейерверки.
— Какая же ты чувственная, Кристи, — сказал он вслух, стягивая край ткани с ее упругих шаров. — Аааа, ааа... — запели они вдвоем, когда он нашел ее голые соски и взялся за них сразу двумя руками. — Аааа... — подвывал Гладков от ужаса и от похоти. — Тебе нравится? Нравится, девочка моя?
Он нагнулся, взял в рот горячий сосок, боднувший его, и стал взаправду сосать, причмокивая, как грудничок. Кристи застонала густым басом.
— Нравится? — бормотал он, мучая ей грудь. Она не отвечала ничего, извиваясь под его ласками.
«Как мы это здесь сделаем»? — думал Гладков. — «Она наверняка побрезгует на грязном полу... Неужели стоя, как ковбои в порнушке?»
Он нащупал Кристинины бедра, круто расходившиеся в стороны, как у индийских шакти.
— Ничего себе, какие... Да у тебя идеальная фигура! 90—60—90?
— Шестьдесят — да, — хрипло отозвалась Кристи. — Пятьдесят девять... Остальное больше...
— Обалдеть, — искренне говорил Гладков, расстегивая ей джинсы.
— Может, не надо? — вдруг спросила Кристи. Жалобно, как девочка.
— Но ты же хочешь, хочешь!... — Гладков схватил ее за грудь, обвил рукой талию, с силой массируя тугое