Из цикла «В отцы годится» №4: Лифт любви

А как же? Что мы здесь, как Аида и Радамес, что ли?..

— Риии-торна-вин-ти-кооор*... — вдруг запела Кристи красивейшим контральто.

___

*Ария Аиды из одноименной оперы Верди. (Прим. авт.)

У Гладкова похолодело в кишках.

— Огооо! — восторженно крикнул он, когда она допела фразу. — Ты что, оперная дива?

— Ну... не совсем дива, и не совсем оперная... Я больше по джазу.

— Вот это да! Ты просто молодчина, Кристи! — горячо сказал Гладков, сопровождая слова бурной жестикуляцией. И нечаянно задел что-то тугое и мягкое.

— Ааай! — мяукнула Кристи.

Гладков сжался.

— Это был мой сосок! — сказала она.

— Прости. Я случайно.

— Я знаю...

— А здорово, что теперь нам можно трогать друг друга везде... — он положил руку ей на грудь. — И в этом нет ничего такого...

— Тогда и я вас буду трогать за... член. Вы еще не спрятали его?

— Нет. Только он липкий и противный.

— Я знаю. Он был у меня во рту.

Гладков прикусил язык, а Кристи нащупала его хозяйство и принялась изучать своими горячими, нежными пальчиками, из которых в него шло щекотное электричество...

— Ааа... Ты сейчас снова меня возбудишь... и что тогда?

Кристина хотела что-то ответить, но тут откуда-то грюкнуло, и пропитый голос спросил из никуда:

— Эй! Есть кто тама?

Гладков и Кристи подпрыгнули, стукнувшись плечами.

— Ееесть! — крикнули они дуэтом, лихорадочно заправляя голые телеса.

— Ща вскрою вас. По всяму микрорайону тока нету, еб твою мать...

— Сейчас нас вскроют, — сказал Гладков (Кристи хихикнула), — и мы увидим друг друга.

— Да, — отозвалась она. — Волнующий момент...

— Ты и правда волнуешься?

— Да, — сказала она, помолчав. — Немного.

— И я. Только я совсем некрасивый.

— А я не люблю красивых.

— Серьезно?... Но ведь ты красивая?

— Увидите, — загадочно сказала Кристи.

Матерящийся монтер загрохотал совсем рядом, и вскоре темнота раскрылась, ослепив глаза.

— Выходитя, — сказал монтер, направив фонарь им в лицо. — Осторожно, тута темень, как у негра в заднице...

— А вы... — начала было Кристи, но осеклась.

Гладков, проморгавшись, косился на ее профиль. Пока он видел только большую копну волос, остальное казалось вылепленным из темноты.

Они вышли, держась за руки, и прошли к выходу из подъезда. Дневной свет ударил в глаза так, что градом полились слезы.

— Ну, смотрите, — торжественно сказала Кристи.

Гладков повернулся к ней... и чуть не сел на пол.

Перед ним стояла роскошная, грудастая, гибкая, стройная, ослепительно красивая и чувственная... негритянка.

Черная, как темнота, откуда они вышли.

Стояла и смотрела на Гладкова своими чернющими глазами, лукавыми, вопросительными, насмешливыми, ожидающими...

— Ты что, об темноту покрасилась? — спросил он наконец.

Кристи расхохоталась, обнажив белоснежные зубы.

— Ну да, а раньше была «нашей русской породой», — сказала она.

— Прости. Я просто в шоке. Ты потрясающая, — сказал Гладков.

Кристи посмотрела ему в глаза.

— А ну-ка повторите, какая я.

— Потрясающая. Гораздо лучше, чем я думал.

— Мне, кстати, всего восемнадцать, — сказала Кристи. — И я правда чувствую себя русской.

— Ну, выглядишь-то ты на двадцать пять.

— Потому что сиськи большие. И голос. Риии-торна-вин-ти-кооор... — запела она, закончив эффектной джазовой каденцией. Гладков зааплодировал. — Вы, кстати, торопитесь?

— Я? Ээээ...