ли отец, ни один из родственников не может провести ритуал, — заявил жрец, внимательно оглядев Асенат. — Лучше всего будет обратиться к храмовым прорицателям, чтобы прояснить судьбу родителя, но в любом случае, мертв он или жив, находясь в чужой стране, ритуал должен быть проведен точно в срок и проведен жрецом храма Осириса.
Асенат такого ответа примерно и ожидала, с тех пор как маслянистые, на выкате, глаза жреца оценивающе оглядели ее тело, от подола юбки до нагрудной повязки. Жрец был какой-то обрюзгший, несмотря на еще молодой возраст, худая бритая голова с крупным носом придавала ему сходство со священной птицей бога Гора.
— Пусть приходит завтра с пожертвованием, сразу сможет и начать, — жрец повернулся, собираясь уделить внимание следующей семье страждущих.
— Она достигнет совершеннолетия через двенадцать дней, — возразила было бабушка, но жрец отмахнулся.
— Лишение невинности состоится на двенадцатый день. А до того есть множество других вещей, которые невесте необходимо освоить, — снисходительно улыбаясь и глядя при этом на Асенат так, словно они уже разделяли общую на двоих тайну, ответил жрец.
— Ишь, хитрец, на двенадцать дней раньше хочет начать обучение! Это же каждый день тебе в храм ходить не с пустыми руками, а еще брачные жертвоприношения впереди! И при том, красивее тебя сегодня в храме девушек не было, — привычно, как всегда, когда речь шла о непредвиденных тратах, разворчалась бабушка на обратном пути. — Да я бы с этими дарами и правда лучше к прорицателям сходила, — добавила она совсем тихо, с бессильной грустью.
Асенат и сама бы предпочла отдать дары прорицателям, чем лишние двенадцать дней изучать премудрости искусства ублажать мужчин с неприятным ей с первого взгляда жрецом. Не из жалости к отцу — он сам виноват в своей судьбе, сам выбрал свою участь — а потому что испытывала потребность точно быть уверенной в том, почему он не вернулся. Только вот позволить себе потратиться и на жреца, и на прорицателей они сейчас не могли, а выйти замуж эта уверенность ей не поможет, в отличие от вовремя проведенного ритуала.
К ногам Асенат упал камушек. Девушка, заулыбавшись, оглянулась — так Рунихера давал знать, что им надо встретиться. Жених Асенат был красив — гибок как тростник, пышнокудр, большеглаз. Ему уже минуло восемнадцать, и семья торопилась с женитьбой.
— Ну что? — спросил Руни.
Ответить ему Асенат было нечего.
— Завтра начнутся занятия в храме, — ответила Асенат.
— Со жрецом, значит, — протянул Рунихера. Было видно, что выбранное в итоге решение проблемы его не слишком радует. — А я уже начал обучаться с рабыней.
— И чем же это вы занимались? — Асенат почувствовала укол ревности. До проведения ритуала Руни и она не должны были касаться друг друга, и временами, как сейчас, ожидание превращалось в мучительную пытку. Неделю назад родители купили Рунихеру молодую рабыню, которой после заключения брака предстояло стать личной рабыней Асенат и, вполне возможно, наложницей ее супруга.
— Всяким, — хитро взглянув на нее, ответил Руни. Девушка поняла, что жених подшучивает