Игривая улыбка. Часть четвёртая

в сокрушительные судороги всем телом. Я трясся сильными движениями, а из члена парадоксально медленным потоком лилась моя сперма. Но этот поток был плотным, нескончаемым, словно кто-то лил чай из чайника в кружку. Я кряхтел и извивался, а член кончал и кончал спокойной струёй. Сперма стекала от бритого лобка, набираясь в пупок и продолжая стекать вниз. Куча струей облили меня всего, а я продолжал находиться в своём оргазмическом трансе.

Постепенно сошли последние судороги, поток спермы иссяк, и Шемма дала мне рухнуть на кровать, отдышаться после этой сумасшедшей скачки на её руке. Она приблизилась ко мне и взяла мой рот своим. Её язычок танцевал у меня во рту, я сладко забылся, отдав себя всего её ласкам, и тут она потянула руку из меня. Мои глаза расширились, я протестовал и стонал, но движение назад было неумолимым. Вновь подошла та самая критическая точка, я предусмотрительно расслабился, и ладонь моей сладкой мучительницы с хлюпом вышла из меня.

— О-о-о... — протянул я то ли с облегчением, то ли от удовольствия.

— Да-а, малыш! Признаю, что ты бы мог стать хорошим таким бычком, производителем спермы: и дырочка твоя уже под прямой массаж растянута, и плодовит ты на редкость! — Шемма ехидничала самым сладким образом, говоря такие пошлые и одновременно классные комплименты.

— Я должен был догадаться, что ты не зря меня быком-осеменителем обозвала! — улыбнулся я в ответ, — Господи, да у меня теперь кратер вместо узенькой попки будет!

— Хе-хе, «лунный кратер» для парочки-тройки «летательных аппаратов»...

— Это маленький член для Дэймона и огромный оргазм... для него же!

— Ах ты паршивец! Маленький член?!

— «Хьюстон», у нас проблемы...

Мы хохоча стали дурачиться на кровати, кусаться и драться понарошку, пока совсем не запыхались и не повалились в обнимку в уют и комфорт, который оба покинули буквально полчаса назад.

Мы лежали и смотрели друг на друга. Я играл с её волосами, а она нежно царапала мою грудь, изредка потягивая за редкую растительность на ней, и морщила мордочку от вредного удовольствия, когда у неё получалось сделать мне слегка больно. Не удержавшись, я прильнул к её сладким губкам и уложил на спинку, жарко целуя. Мне казалось, что я никогда не смогу утолить той жажды, которую я мгновенно ощущал от прикосновения наших тел, и мне хотелось еще и еще её целовать, обнимать и ласкать. Мне хотелось быть настолько ближе к ней, насколько такая близость возможна. Это было ощущением, когда хочется слиться с тем естеством, которое должно быть частью тебя и без которого ты неполноценен.

В порыве такой страсти я потянул руку к её промежности и взял ладонью её член с яичками — бережно и в то же время уверенно, будто бы под охрану. Я нежно массировал её там и страсть в моих поцелуях сменилась на любовь и заботу. Шемма почувствовала это:

— Ты мой самый родной на свете... Не знаю теперь, как бы я жила без