Третья полка

к её заднице, чтобы поникший член наружу не вывалился. Засыпать я начал часам к шести только, и тут же она зашевелилась — выползла из-под меня, натянула шортики, деловито почистила пёрышки. Весь вагон ещё только глаза протирал, а она уже сидела на полке у меня в ногах, с невинным видом рассматривая окружающих. Приятели её слезли сверху, потормозили немного и, грустно зевая, потащились к выходу. Она тоже встала, улыбнулась мне, и чиркнула «Ну, пока!»

Поезд дёрнулся, останавливаясь на станции, я засуетился — схватился за карман брюк, кое-как вытащил записную книжку, вырвал листок, вынул засунутый за скрепляющую пружину огрызок карандаша. Написал свой питерский номер, протянул ей, сентиментальный лох. Помедлила, улыбнулась глазами, взяла сложенную бумажку. Посмотрела на меня хитро так, словно спросила: «Будешь ждать звонка?». А я уже включил взрослого и равнодушного барана, напыжился и пожал плечами, мол, захочешь — позвонишь.

Она губами изобразила поцелуй, развернулась и помчалась к выходу, тряся косичками.

А я понял, что даже имя своё забыл написать на бумажке.