Учительница первая моя.
Папа достаточно легко пережил нравственное падение своей нерадивой дочери, к слову сказать, круглой отличницы, спортсменки, просто красавицы, и разве что не комсомолки. Ну, как «легко»? Неделю он был в запое, сутки под капельницей, потом навязчивый курс ненавязчивых антидепрессантов, и вуаля, мой папа — не папа, а огурец. Хрустящий консервированный огурчик из стратегических запасов бабушки Раи.
Иногда Джек запрыгивал ко мне в постель и, жалобно скуля, пытался достучаться до моего либидо. Хотела ли я пожалеть его? Да, хотела, и не единожды, но мысли о несчастном папе, на повышенных тонах беседующем с унитазом, всякий раз ставили мои, сползающие набекрень мозги на место. Да и учиться надо. Как-никак выпускной класс.
Её звали Вера Сергеевна, она преподавала русский язык и литературу, была строга и стройна. В свои тридцать с небольшим выглядела на двадцать пять, носила расклешенные юбки, классику на двенадцати сантиметровой шпильке и шикарную грудь, которую выгодно подчеркивали приталенные жакеты. Сексуальную энергетику нашей Верочки не могло испортить ничто — ни уродливые очки, ни дурацкий шифоновый шарфик, ни её мерзкий характер. Глядя на её точеную фигурку, даже у меня начиналось обильное слюноотделение. А что тогда говорить о моих одноклассниках?
Как-то раз я стала свидетелем одного разговора, который в корне изменил моё отношение к Верочке. Она шла по коридору школы, как всегда, подтянутая и стройная. Прошла мимо двух озабоченных идиотов, подпирающих стену, и:
— А ведь кто-то же её ебёт, — тихо вздохнул один, провожая учительницу сальным взглядом.
— И, возможно, даже в анал, — шепотом поддержал того второй.
Верочка остановилась, поправила свои очки и, развернувшись, спокойно подошла к парочке.
— Вот учишь вас, учишь, и всё бестолку. С точки зрения филологии, ебать можно анально, можно в жопу, но никак не в анал — это во-первых; а во-вторых, у меня идеальный слух и муж-боксёр. Уж и не знаю, что из двух последних зол хуже, — сказала она, и, подмигнув мне, прошла в учительскую.
Теоретики анальных ласк молча обтекали.
Впрочем, это было только начало.
Весна. Из дальних стран в родные края потянулась живность перелетная и, радуясь солнышку, норовила насрать на головы честных, но беспечных граждан.
Как выяснилось, мы с Верочкой жили в одном районе и теперь иногда возвращались из школы вместе. Через парк, больше похожий на лесополосу. Она, узнав о существовании моего Джека, посетовала:
— Жаль, мне нельзя иметь собаку. А хочется. Если бы ты только знала, как хочется.
— Почему нельзя? Аллергия?
— Ну, можно сказать и так, — улыбнулась она. Улыбка получилась печальной.
Вдруг, откуда ни возьмись, появился в рот ебись. Вернее, ебиси. Их было много, этих ебисей — целая стая полудиких собак. Самый главный ебись был огромен, как лось, и злобен, точно табун горных барсуков. Почему-то вспомнилась фраза: «Красная Шапочка, сейчас я тебя съем». Звериный оскал, прижатые уши, вздыбленная на холке шерсть — всё говорило о том, что пёс настроен решительно.
Расстояние между ним и нами медленно, но верно сокращалось. Я испугалась и стала потихоньку пятиться, но