глубине похотливой дырочки. Возвращаются, чтобы поиграть с горошинкой клитора, снова исчезают.
Рука, которая только что гладила меня по голове, щекотала за ушком, прекращает ласку.
Слышится звук расстегивающейся молнии. Мы с ней вздрагиваем, обе... обе замираем... Я — потому что О н так близко, потому, что стоит повернуть голову, и можно будет видеть, ласкать, целовать Е г о! Конечно, если будет позволено это счастье... А она — потому, что не видит того, что происходит в метре от нее.
Он словно разделил между нами чувства, которые можно испытать. У нее завязаны глаза, она ничего не видит, но может слышать и, не сдерживая себя, стонать от удовольствия, мне же предоставлена возможность видеть и ощущать Его ласку, при этом оставаясь немой.
Чуть приподнимаю голову, и, не чувствуя запрещающего давления, выпрямляюсь. Я не могу просить о возможности доставить Ему удовольствие, молю только взглядом, каждая клеточка тела безмолвно взывает к Нему. Его пальцы гладят мои губы, играют, ласкают, я приоткрываю ротик, кончиком языка отвечаю на Его касание, охватываю губами один, два пальца, посасываю их.
Чуть слышный звук срывается с губ... звук влажного причмокивания, от которого ее, не видящую, что именно ласкает мой ротик, заметно встряхивает. Она снова замирает, прекращает ласкать себя. Я знаю, что это не от зависти... не от ревности... это от безумного желания присоединиться ко мне, чтобы доставить Ему в два раза больше удовольствия! И мне... и себе...
Его рука чуть заметно напрягается на поводке, собираясь легким натяжением цепочки напомнить о приказе, который никто не отменял. Но Его движение, едва начавшись, останавливается. Она, словно услышав Его мысль, тут же возобновляет ласки, доводит себя почти до предела, дрожит в предвкушении, стонет тихо, но так, что от страстности этих звуков вот-вот расплавятся стены!
Он знает о том, что с нами происходит, чувствует волну похоти, которая захлестнула нас обеих, но уверен в том, что власть над этой волной в ЕГО руках. Он может превратить ее и в широкую мощную приливную волну, и в разрушительное цунами, и даже в легкий прибой, спокойный, но ежесекундно уходящий и возвращающийся. Ему под силу ВСЁ! Но... Ни я, ни она, не знаем, что именно будем чувствовать сегодня, чем Он решил нас одарить в эту ночь...
— Достаточно! — Его рука натягивает поводок, накручивает тонкую цепочку вокруг ладони.
Пальцы, игравшие с моим язычком, вырываются из горячего влажного плена. Он удобнее устраивается в кресле, и легким кивком отвечает на мой вопросительно-молящий взгляд. Дааа! Он позволил!!
Дрожащими от волнения, возбуждения, ПРЕДВКУШЕНИЯ, пальцами, я помогаю Ему освободиться от давно ставших тесными объятий белья. Мое... наше Бесценное Сокровище, наш с ней Идол, ждет! Согласный танец двух горячих язычков... губки, сталкивающиеся в поцелуе... каждое наше движение становится желанной жертвой, приносимой на алтарь нашему Богу.
В какой-то момент мы с ней словно сливаемся в одно целое; чувство, подаренное нам обеим, объединяет, дополняет то, что было позволено каждой в отдельности. Вся чувственность, вся буйная