От сумы, да от тюрьмы. Часть 4: Виртуальный роман

томате, — взглянув на неё, продолжил я

— Юра перестань, пожалуйста, — тихо сказал ангельский голосок за стенкой, — У меня ничего нет кроме куска хлеба и ржавой селёдки. Я бы за банку кильки, не знаю что...

— Сейчас поправим! — сказал я, и громко крикнул: «Командир!»

Через секунду выскочил солдат, который сопровождал меня. Следует учесть, что последняя хата в коей я обитался, была как раз у входа.

— Чё орём? Усмехнулся он, — пиздюлей захотелось?

— Прям мечтаю! — Расхохотался я, — открой кормушку, а потом эту баночку, потрясая баночкой с килькой, пояснил я свою просьбу.

Солдат откинул кормушку, воткнул штык нож в банку и двумя движениями вскрыл её.

— Держи, — передавая её мне, осклабился он.

— Не-е, командир, Оле передай. Это для неё, — кивая на соседнее купе, попросил я.

— Как, ты?! — удивился он, — ну ты даёшь! Она вообще ни с кем не разговаривает...

Солдат скрылся из моего вида, послышался стук откидываемой кормушки.

— Это тебе Юрий передал. Ешь на здоровье.

Парень закрыл кормушку и ушёл к себе...

За стенкой послышались звуки. Оля ела осторожно и тихо, вероятно помогая себе корочкой. Попив воды, она прильнула к дырочке в стене и сказала:

— Спасибо, Юра! Ты прямо волшебник.

— Не за что Оль. На здоровье.

Я прикурил папиросу и крепко затянулся. Я не смел, осуждать её за то, что она сделала, не зная досконально, как и что там произошло, а спрашивать боялся, можно было враз разорвать ту тончайшую ниточку, которая протянулась между нами.

— Юр, прикури и, пожалуйста, просунь мне, если это тебе не трудно.

— Конечно, не трудно! — сказал, я и просунул папиросу огнём к себе.

Мне было приятно слышать не только её ангельский голосок, но и уже давно забытую манеру общения, она в каждое предложение вставляла: «пожалуйста», «Спасибо». Хорошо, хоть на «ты» обращалась. В зэковской среде не принято «выкать». Тут же в ответку получишь поговорку: «Вы-ебу, Вы-сушу, Вы-дрочу».

Девушка, сделала затяжку и тут же закашлялась. Подозреваю, она была не курящей.

— Ты ведь никогда в жизни не курила, — сказал я, — а зачем, тогда?

— Пора начинать, — грустно поведала она.

Я заглянул в дырочку, она сидела у моей стены. Её не было видно.

— Ольчик, — попросил я, — сядь, пожалуйста, напротив, хочу на тебя посмотреть.

Она с готовностью исполнила мою просьбу. На сей раз передо мной сидела совершенно другая женщина. Она что-то сделала со своей причёской, на ногах были чулочки, а не типа лыжный костюм. Симпатичные светлые трусики были прикрыты тёмной плиссированной юбкой. Одна из дырочек, была достаточно низко, чтобы разглядеть их краешек. Я здорово возбудился, как молодой человек прошлого века, случайно заметивший прелестную ножку, упрятанную под многочисленными юбками. Моя рука тут же оказалась в брюках и принялась, что-то там, сильно затвердевшее, тереть, мять гладить.

Она пересела к моей стене и стала говорить.

— Юр, знаешь мне, конечно, приятно твоё отношение ко мне. Потому что ты придумал себе образ прекрасной дамы, но это совсем не так.

— А как?

— Я преступница и совершила тяжкое