имею право знать, — Юля жадно хватается за эту возможность. В её голосе слышны нотки злости. Она как будто говорит мне: «Почему ты молчал всё это время?»
Я действительно долго молчу, изображая внутреннюю борьбу, невероятное стеснение.
— Меня возбуждает смотреть, — наконец, тихо выдавливаю я из себя.
Она долго переваривает, прежде чем неуверенно спросить:
— И как ты себе это представляешь?
— Ладно, забудь, что я сказал. Это всё равно не про нас.
— Нет уж, расскажи мне! — в её голосе слышен азарт. Её глаза блестят из-под маски.
Я опять долго молчу, нервно сглатываю слюну.
— А что тут рассказывать? Мне бы понравилось видеть тебя с другим мужчиной, — поворачиваюсь на спину и закрываю глаза.
Она молчит подозрительно долго.
— С каким мужчиной? — наконец, испуганно спрашивает она.
Я долго молчу.
— С каким мужчиной, котик? Ну скажи мне, — она включает ласку, которая ей так нравится.
Я отвечаю медленно, задумчиво, постепенно раздражаясь:
— С мужчиной в маске, и ты тоже должна быть в маске. Всё? Ты довольна? — я зло отворачиваюсь к стенке, подложив руки под голову.
Мы лежим молча около минуты. Она тяжело принимает мои условия.
— И часто тебе это нужно?
— А как часто ты хочешь чтобы я возбуждался?
— Понятно...
На этом наш разговор закончился, и Юля продолжила дуть на погасшие угольки наших отношений, мять мой член в надежде на то, что отношения снова разгорятся, а член отвердеет. Но с каждым днём она всё больше утверждалась в мысли, что есть только один способ заставить пламя вспыхнуть. И однажды она решилась. Я воспринял спокойно её согласие. Я знал, что она согласится. Если бы она была против, она бы сразу объявила об этом, обвинила бы меня в отсутствии любви к ней. Но на это у неё уже не было права. На тот момент у неё уже не осталось совсем никаких прав.