В крайнем случае, я пойду и уговорю их.
— А если тебя по пути изнасилуют? Нет, ты никуда не пойдешь. Ты мне скажешь их адрес, и я пойду сама.
— Тебя конечно не изнасилуют. Ты сама кого хочешь изнасилуешь.
— Золотце, ну что это за юмор? Ты что в техникуме?
— Хочу в техникум, — — чуть не зарыдала Настя.
— Перестань. Перестань. Я же тебе как мать. Говори мне адрес и, откуда ты их знаешь. Это твои друзья из техникума, да?
— Да. Нищие друзья из нищего техникума.
— Не разрывай мне сердце. Где они живут?
— В Ясенево. Новоясеневский проспект, дом шесть, квартира восемь.
— Боже, эти спальные районы. Это лежбище, это логово, эти бараки для прокаженных. Неужели и ты когда-то там жила, девочка моя? Тебя наверно насиловали с утра до ночи.
— Ага, С самого детства.
— Безбожно. Безбожно. Но теперь ты в безопасности, я не дам тебя в обиду. Никому, ты слышишь, никому.
— Когда-нибудь я спасу от тебя мир. Увидишь.
— А-а — — Эльвира прижала руки к груди. — — Ты убьешь меня топором?
— Я есть хочу. Я два дня...
— Успокойся, успокойся. Что если я дам тебе взбитых сливок?
— Опять сливки... — — заныла Настя.
— Ну-ну, в прошлый раз были шоколадные, а теперь будут клубничные. Эльвира ушла на кухню. Пока она была на кухне, Настя пыталась перепилить золотую цепочку пилочкой для ногтей, которую она утаила от Эльвиры. Но побег не удался. Пилочке было не под силу перегрызть эту цепь из чистого золота. Настя всхлипнула.
— Ну вот, деточка. Я надеюсь ты без трусиков? Сбрось одеяло.
Настя скинула с себя одеяло и осталась лежать перед Эльвирой совершенно голая. Тем временем Эльвира, тоже обнажив свое не лишенное пропорций тело, поливала свои ноги взбитыми сливками аэрозольного флакона. И зря Настя оторачивалась, воротила носом, Эльвира все равно не успокоилась, пока не измазала себя сливками с ног до головы. Впрочем, Настю мучило настоящее чувство голода, и ей было даже неловко, что слюни прямо текут, прямо льются у нее изо рта. Когда Эльвира приблизилась, Настя уже была готова съесть ее всю.
— Деточка, ты возбуждена?
— Очень, — — и Настя кинулась на пятку Эльвиры, которая вдруг оказалась у нее под носом. Когда она облизала все ноги поднялась выше колен, Эльвира жестоко схватила ее за чудесные длинные волосы и стала самым ужасным образом возбуждаться. Грудь ее вздымалась, руки дрожали, а рот выкрикивал какие-то ласковые, глубоко человечные слова, как то: «люблю», «не могу жить», «ласкай меня, ласкай», из их последнее звучало как угроза. Настя, лизала ей между ног и стонала, как очевидно, стонут матросы на тонущем корабле, корабль тонет, они захлебываются, но все равно продолжают петь свою революционную песню. — — Ты, Петя, глупый и не понимаешь, что я тебя люблю даже такого, — — говорила Саша в затылок стоящему у окна Пете.
— Какого это такого? — — Петю это оскорбило, и о наконец повернулся.
— Ну