Предел.

Небольшое отступление. Отрывок одной старой истории, который я тогда не решилась красочно описывать. Писалась она от руки, а этот отрывок в электронном варианте. Время магии, воин и путешественников. История о любви и зависти, дружбе и преданности.

Я в полудреме смотрела на дым костра. Сосновые дрова звонко трещали, источая смолу и горя синим пламенем. Звезды угасали на розовеющем небе. Начинался новый день. Но делать абсолютно ничего не хотелось.

Мы ехали несколько дней почти не слезая с седла. Лошади и мы устали. Бежать от войны, желая сохранить нейтралитет. Как же это сложно, проезжая мимо деревень, где мародерствуют враги, насилуют и убивают. Обвиняют в связях с сатаной, и насылаемых проблемах невинных дев, а после сжигают их на кострах религиозные фанатики. Во что только не поверишь во время войны. Молятся идолам, богам, лесным духам. И даже альвы, дриады и нереиды вступили в войну. Эта не наша война, мне и Кассилю не нужно было что-то защищать. То, что мы могли бы защищать давно разорено и сожжено до тла, а недалеко холм. Братская могила для сотни-другой жителей. Когда-то от полной жизни деревни остались лишь угли и трупы. Горстка детей, что смогла спрятаться в ближайших лесах умерла с голоду и в лапах диких зверей. Выжило лишь трое, но и те исчезли с тех краев. Лет через десять только, объявилась одна, из тех детей. Загорелая брюнетка, дерущаяся как зверь. Невысокая, гибкая как ива и смертоносная, как и ее парные клинки, чьи лезвия покрыты жиром врагов в вперемешку с ядом. Периодически врывалась в бой, истребляла оккупантов и пропадала. Многие наместники земель назначали награду за ее голову, но так ее ни разу не поймали. До одного прекрасного дня.

Зашипев от болезненного удара в ребра, от сдернутого мной с лошади врага, я отступила назад. В руках он держал увесистые кастеты с острыми шипами. Они разодрали мою одежду и кожу на правом боку, а так же несколько ребер явно треснули в хрустящем звуке. Но состояние вроде не фатальное. Было не фатальным, пока по затылку меня не оглоушил местный священник, с криком, о том, чтобы сжечь языческую тварь.

Очнулась я лишь от острой боли и зловония. Мерзкие крысы, что почуяли свежую кровь в сырой камере, решили полакомится еще живым телом. Спихнув мерзких тварей от своего бока, я со стоном села у стены камеры. Спину холодила каменная стена, а бок был перевязан изодранными в ленты дорогой тканью, уже давно пропитавшейся кровью. Кто же меня перевязал, столь дорогим батистом оставалось загадкой. Правда ненадолго.

Когда глаза более-менее приноровились к мраку и отблеску находящегося дальше по коридору чадящему факелу, то я заметила дремавшую фигуру в дальнем и темном углу камеры. Это была девушка, моя ровесница. Ее вьющиеся светлые волосы свалялись в грязи и слиплись от крови. Глаза и щеки были впалые, одежда изорвана на перевязи своей руки и моего бока. От рассмотрения 

---

---

Вернуться назад