Предел.

сокамерницы меня отвлек шум тяжелых сапог, а следом и ушат ледяной воды.

— Просыпаемся дамочки. Нечего рассиживаться! — к нам, по ту строну решетки наклонился тюремщик. Мерзкая же наружность у него была! Желтые и кривые зубы, часть из которых была сколота или выбита в уличных драках, разящий перегаром и покрытый многодневной щетиной лицо. Блеклые глаза увядшей осенней зелени. Единственное, на что хватило моих сил, так это плюнуть ему в лицо. Зря он наклонился. А я зря плюнула. Лицо его побагровело и в припадке ярости, громыхая ключами он открыл дверь в нашу камеру и ударил меня по лицу. С разбитой губы потекла кровь, мужчина было еще замахнулся, как меня закрыла от его кулаков тень. Я услышала глухой звук удара, но не почувствовала боли. Ударил он не меня, а обладательницу тени. Ее спина заслонила меня.

— Проваливай с моего пути! Тебя я бить не собирался.

— Нет! — голос девушки был высокий, звонкий и стальной. Как звон закаленной стали меча и несгибаемый, как воля бравого рыцаря.

Я в немом изумлении смотрела на нее. Меня защищали? Меня, ту, которая вечно помогала отбиваться от самопроизвола наемных сил, что разоряли деревни. Мужчина, что-то пробубнил и вышел из камеры, пройдясь по нам слегка презрительным взглядом. Звякнул засов на двери и тюремщик удалился. Девушка подождала, пока его шаги стихнут за поворотом и обернулась ко мне. Присела рядом. На ее левой скуле красовался свежий синяк, я отвела глаза. Я не просила меня защищать.

— Благодарить не буду. — Смущение в голосе меня выдало. Даже акцент от выученного мне чужого языка меня не выручил.

— И не надо.

Она пристально рассматривала меня.

— Говорят ты пришла с северных гор, но на нординку ты не похожа.

— За северными горами живут не только нордины. За Нордикой есть королевство Сааман, богатое золотом, слышала наверное.

Она задумчиво прижала руку к подбородку.

— Может быть и слышала... — наконец выдала она. — А может быть и нет. Я не интересовалась географией. Да и экономикой тоже. Хотя сейчас все это не имеет значения.

— Это почему же? Мир красив, я лично, не собираюсь торчать хоть еще один день в этой зловонной дыре.

— И не будешь. Увидишь этот красивый мир на рассвете из пеньковой петли.

Новые подробности моей судьбы меня не обрадовали. Хотя умереть на виселице не так больно как сгореть заживо. По крайней мере так говорили. Я выдохнула и запрокинув голову прикрыла глаза. В уголке камеры пищали крысята, с окошка под потолком лилась вода сточных канав на каменный пол и без того сырой камеры.

— И все?!

Голос с вызовом сокамерницы не вызвал во мне энтузиазма или интереса, что хотя бы скосить глаза в ее сторону.

— А что ты предлагаешь? Поплясать мне перед виселицей?

— Выбраться отсюда!

Я посмотрела на нее. Когда-то дорогое одеяние было на ней. Кожа белая, не такое загорелое как у меня или у крестьян. Руки аккуратные, хотя изящные ногти пообломались и под