В жизни Наташи наступил сложный период. Жизнь её и до секса с сестрой не отличалась простотой. Теперь же фактически её затянуло между мельничных жерновов, каждый из которых пытался заточить её под себя. Мама продолжала делать из неё «идеальную невесту», века так девятнадцатого: длинные юбки, поэзия, восточные танцы, которые Ната слёзно выпросила взамен бальных, и готовка, которая давалась девочке совсем плохо. Сестра же пыталась разбудить в ней страстного, непредсказуемого любовника. С порога, когда они оказывались наедине, сестра целовала её, обнимала, гладила промежность, призывно виляла задом и всё это вперемешку с повседневной жизнью. Видимо, таким образом она пыталась спровоцировать Наталью на ответные спонтанные признаки внимания, но на самом деле это только отдаляло сестёр друг от друга. Поэтому, а может просто так, сестра начала проявлять интерес к сестре и вне дома: заглядывала поздороваться в институте, пыталась поймать в туалете, становилась излишне близко спереди на танцах.
Деликатный характер не давал Наташе высказаться, а намёки сестра оставляла без внимания, с головой охваченная эросом. От подобного у Наты начал нарастать стресс, плохо влияющий на её нестабильные гормоны и, следовательно, на эрекцию, что заставляло думать сестру, что она не привлекает Наташу и провоцировало её на более серьёзные поступки. В последние дни Катя силой целовала сестру, бросала на кровать и брала её, когда хотела. Во время секса она всё сильнее тискала сестру и всё ближе подбиралась своими руками к её шее. Наташа с ужасом осознала, что грубость по отношению к ней возбуждает её сестру. Будучи сторонницей возвышенных чувств и супружеской нежности, Наталья никогда не тяготела к садомазохизму и поведение сестры не на шутку её испугало. Во время последнего акта Катя, испытывая оргазм, сжала горло сестры так, что Наташе пришлось двумя руками удерживать пальцы сестры, пока она не придёт в себя, чтобы не задохнуться. Придя в себя, Катерина долго извинялась, но раскаяния в её голосе практически не было. Она жалела о случившемся, но с удовольствием повторила бы. Тогда до Наты дошло — дальше терпеть нельзя. Она раньше говорила себе подобное и в более решительных формах, но теперь она это поняла. И набралась решимости.
Пятничным вечером, вернувшись с танцев, Катя первым делом прижала Нату к входной двери, явно не собираясь терять время до прихода матери даром, но встретила сосредоточенный и серьёзный взгляд сестры и стушевалась.
— Ты чего? — спросила она, отпуская руки Наты, которые она схватила за запястья.
— Кать, нам надо поговорить. Твоё поведение меня пугает. Мне кажется, ты не контролируешь себя.
— Ой, Ната, ты перегибаешь. Я полностью отдаю себе отчёт в своих действиях. Я всегда была сексуально раскована и любила внезапный секс.
— Катенька, любимая. В последний раз ты меня чуть не придушила. И, не надо отпираться, тебе понравилось! Тебя трясло как в лихорадке. Я не говорю, что ты не отдаёшь отчёта в своих действиях, но ты явно теряешь контроль. Если не над событиями,