встали ещё до рождения. Ты серьёзно не знала?
— Я никогда даже не задумывалась об этом! Всё, что я в жизни знала об этом, это то, что никому нельзя показывать, рассказывать, намекать или как-то задевать эту тему. Меня это устраивало — мама не уставала повторять, что иначе у меня не будет друзей, а друзей у меня всегда хватало, и терять их я не хотела.
— Боже мой, сестра, а что на счёт мед осмотра? Мы ведь всегда проходили их отдельно!
— Ну, я с детства думала, что везде подсуетилась мама. Уговоры, просьбы, взятки... мне ни разу не пришлось даже анкету заполнить, без пристального внимания мамы.
— То есть она ни разу не отправляла тебя на анализы одну?
— Ну, до двенадцати лет я бы и не смогла, а потом... Ты чего!?
Ната стояла у дверей, сжав кулаки, стиснув зубы, а слёзы градом катились по щекам. Она вдруг как никогда остро ощутила несправедливость материнского отношения. Ей, которой действительно нужна была поддержка и помощь, в четырнадцать пришлось узнать хамское и наплевательское отношение врачей, в одиночку проходить обследования, пытаться получить направление и слышать в свой адрес: «Динамический гермафродитизм? Не страшно, не умрёшь небось. У меня в очереди есть по-настоящему больные люди, направление получишь в свою очередь». А когда, собрав справки, выписав положения и законы, она полностью аргументировала необходимость полного бесплатного обследования, врач выписала ей направление с таким видом, как будто она у неё ребёнка отсудила, а передавая его, шепнула на ухо: «Всё равно из тебя вырастет шлюха, и никуда ты от этого не денешься. Следующий!». В ту ночь Наташа до утра плакала в подушку, а к утру у неё поднялась температура. Единственная вещь, почему Ната не собрала вещи, как выздоровела, и не ушла куда глаза глядят, заключалась в том, что последующую неделю, которую она провалялась в жару, мама не отходила от её постели ни на шаг.
Воспоминания о маминой заботе вывели девушку из истерики. Она поняла, что крепко прижата к груди сестры, которая гладила её по волосам, испуганно нашёптывая: «Ну ты что? Чего ты? Мне двенадцать-то было. Или ты из-за чего? Ну хватит, не молчи. Нат, серьёзно!»
— Извини. Правда? — первым делом спросила Ната.
— Что правда?
— Что ты с двенадцати не была на обследовании?
— Конечно правда! Я пришла в норму и врач сказала, что если не возникнет осложнений, то я могу не обследоваться ближайшие три-четыре года. С тех пор лет девять прошло, но я чувствую себя прекрасно! Ну, то есть, я так думала. Как ты не помнишь? Мы даже праздник устроили.
Ната не помнила. Её праздники никогда не были запоминающимися, а чужие она не запоминала. Из всех семейных праздников Наташа могла вспомнить только позапрошлый Новый Год, заслуживающий рассказа в свою честь, и всё. Комната вдруг потемнела перед глазами, а ноги слегка подогнулись. Катя поддержала сестру и помогла ей добраться до кровати.
Немного отлежавшись, Наташа