кресле, я с остервенением выжимал лимон в стакан с крепким чаем, пытаясь устроить себе хоть какую-нибудь реанимацию после вчерашних латиноамериканских чернил. Танкер, вздрагивая всем корпусом, карабкался на крутую океанскую волну.
— Может, обороты сбавим? — подошёл ко мне штурман.
— Следовать прежним ходом! — отмахнулся я, даже не взглянув на него. Он обиженно хмыкнул, повернулся и ушёл в штурманскую рубку.
Штурман, конечно, прав. Зачем насиловать и себя и судно? Да, вот только, что этот мальчишка может понимать в жизни? Ведь не ему после рейса придётся стоять в огромном кабинете с докладом.
Я отхлебнул из стакана чай и задумался:
— Всё нормально!... Вот только жаль!... Жаль, что не увижу я в этом огромном кабинете шикарный французский реверанс со скромно опущенными глазами, прикрытыми длиннющими ресницами!