Пpофи

Когда они вышли из ресторана, стояла уже настоящая южная ночь. Пересекли ярко освещенную площадь перед универмагом, прошли метров двести по главному проспекту курортного городишки и стали подниматься по винтовой лестнице, прилепленной к белой стене. Вошли и остановились посреди небольшой комнатенки с косым потолком — во Франции такое, наверное, именуют «мансардой».

Она хорошо знала, что предстоит — поэтому огляделась, изучая место предстоящего любовного сражения и что-то смутно припоминая.

— Да ты бывала здесь! — подает голос ее спутник. — Помнишь, мы тебя трахали вдвоем с Владленом?

Она ничего не может припомнить. Ее спутник говорит об игре в фанты, напоминает о минете прямо в такси.

— Мы же давно знакомы! — утверждает он со смехом. — Ты притворяешься? Помнишь, мы еще натягивали тебя в парке?

Она старательно морщит лобик и улыбается — вежливо, успокаивающе. Отчего-то ее спутник расстроен. Она по-матерински утешает его, пытается объяснить:

— На меня частенько обижаются. Один стаpинный знакомый недавно заявил: «Странно, мы с тобой уже раз десять занимались любовью, а вчера в ресторане мне пришлось по-новой знакомиться с тобой!»

— Поверь, я тебя действительно не узнала! — оправдывалась она.

— Носи очки! — жестко парировал он.

Никому невдомек, что тут не помогут никакие диоптрии. Когда-то давно, когда эта особенность доставляла много хлопот, она действительно отправилась к врачу. Со зрением оказалось все в порядке, зрительная память тоже в пределах нормы, и все же... Уж слишком они одинаковые, эти носители членов. Слишком стандартно ведут себя в постели («а теперь сделай минет», «ножки пошире», «раскрой письку»), слишком одинаково жалуются на своих высоконравственных, престарелых жен. Они отличаются только степенью жадности, да способностю ее утолить. И кроме того: ведь запоминать каждого из них — это значит растрачивать на них душевную энергию. К чему? Девять из десяти заботливо расспрашивают, как она «занялась этим». Для них она разучила душещипательную байку об отчиме, который изнасиловал ее в двенадцать лет. Под видом глубокого сочувствия они стараются выведать как можно больше щекочущих нервы подробностей. Они их получают — это часть ее профессии. Они отчего-то полагают, что несколько раз погрузив и вынув свой отросточек в расщелину у нее между ног, они обретают право на интимные излияния, на душевную близость, чуть ли не дружбу. Если потом она не в силах опознать их, они реагируют чрезвычайно болезненно. Им чудится пренебрежение, это задевает их мужское самолюбие. Каждый из этих подержанных петушков в глубине души полагает, что отоварил ее совершенно незабываемым, небывалым образом. Она не возражает, пусть себе пребывают в приятном заблуждении.

Чтобы не задеть бедняг лишний раз, она научилась виртуозно пользоваться всякого рода наводящими вопросами, безличными формулами вежливости, междометиями. Довольно скоро она обнаружила, что при известной осторожности и ловкости можно поддерживать оживленную дружескую беседу, практически ничего не зная о мужчине. Достаточно выяснить, где они познакомились — остальное идет по раз и навсегда отработанной схеме.

«Странно,» — продолжала раздумывать она, — «мужикам так хочется, чтобы их выделяли, называли по именам, расспрашивали о работе».

Ее спутник все не мог успокоиться.