Голод грехов

О, сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух!..

... Из гидрий слив алкососудных, серв дрыхнет в бальнеуме бух... А на моём челе — лауреатус, как у патриция (иль у партийциев розариум был?...), и происходящее, в декорациях, напоминающее кинооргию из Реnthоusевского «Калигулы». С временными поправками, разумеется, и с тою разницей, что пентхауз здесь — под крышей отеля «Москевски двур», в Карловых Варах, а роль Аннеки Ди Лоренцо (без Лори Вагнер) в текущий (даже — истекающий) момент исполняет Тарасова Виктория Юрьевна (почти-что Юлиевна).

И «Вика Пота» — мокра от пота!... Лябрумы «Зиминой» сейчас похожи на «вареники» Крис и Энджи из скетчкома «Одна за всех»: трудится, и впрямь, — одна за всех (за Лорку — тоже)! /цикаво: в слове «труд» — «уд» не корень, но, однохуйственно, — «окончание», и, следственно, «хуёвничает» — это не антоним, а синоним! Опизденно глубокая мысль!... А hоw иначе?! Я ж для неё и «Мистер «Анаконда», и Лука Мудищев, и Гришка Распутин в одном яйце (а во втором — вообще сам Путин)!... «Низ-зя ли пом-меленей — я записую!..."/

... Как там, в старой хулиганской песне про «вечернею порой парком шедшую домой»?... «...Кое-как перевернулась, малофейкой отрыгнула'с...» А ведь и не поперхнулась, рецидивистка-гоккунщица!..

..."Пифон» мой — размером с «на 25% увеличинный, по сравнению с обычным объёмом» баллончик геля для бритья — покоится теперь полукольцом, на моей левой ляжке и вяло Користос Протеевич реагирует на попытки Тарасовой-Зиминой застегнуть на нём браслет наручника: «Зяма» ещё не наигралась!..

— Вик, а, Вик, отъебись от гражданина Головкина, угумс?... — С блаженною лыбою, я-Херкулес накручиваю на палец рыжую пружинку любимой «ментососки».

— Щас, прям, токо разбегусь!... Когда надо — отъебусь!... — Зная, что ничего, кроме пары шлепков, её протежопке за это не будет, баловано хамит Ментарасова. Просьбе, однако-же, внемлет и, ещё покусав в усердии язычок, и так и не сумев удавить моего «удава», бросает «скрепки» на нижнюю деку близдиванного столика, со свисающими из срудившихся на том фруктовниц богемского хрусталя кистями винограда, дополненными грушами и пересыпанными финиками, орехами и прочей плодово-ягодностью (usquе аd mаlа).

... Прихватываю «хамку» за загривок, с «ай-яй-яй!»ем«тяну, и, лишь встала, — на себя валю (ишь, залупала!...). Леплю из веснушчатого «интерфейса» бутер-рот и начинаю его пожирать!... Объедаю, выворачивая шею, то с одного бока, то с другого!... Урчу и «кусошничаю»!..

Зацелованная до перепуга «обер-полицмейстерша» отдирает ладошки от моей «косой сажени» и, сама закосевшая, машет ими, словно малыш, обеими ручонками, прощающийся с улетающим шариком!... Но — слабее, всё слабее... Пока «крылышки» — бяк-бяк!.., бяк!.., бряк... — не повисают... И вот уже «воробушек» — «шмяк-шмяк-шмяк-шмяк голубушку»!!!

Ебу её, как Карпов — шлёндру Настю!!! И «улетает» Викуся даже легче, чем шарик: загляделась внутрь головы — видны лишь белки опрокинутых глаз!..

... Но вот, вишенками на слотах игрального автомата, приезжают на место зрачки — сами размером с черешню, — и «фрау-полицай» вскрикивает так, будто ей засадили под сердце ступер!... В ступоре, пытается вдохнуть, и, когда я выдёргиваю свой подвздошник из её раны, — оную фрау, в расцвете сил, настигает «маленькая смерть»!..

Подхватываю ладненькую, крепенькую «полковницу» под массивненькие