Майкл, ночи доброй!
Разбуженная бабочка в твоих руках!
Всё чаще улыбаюсь, вспоминая с чего всё началось. Напомню свой робкий шаг и твоё движение навстречу.
— А ты разрешил бы к себе прикоснуться?
— Тебе? Разумеется, и получил бы от этого дикое удовольствие.
Постепенно в куколке распахнулись те чувства, которые, казалось бы, невозможны на расстоянии: слух и обоняние. Всё чаще прикасаясь виртуально к твоему телу, в бабочке усиливались ощущения на кончиках пальцев. Полуночные прогулки по лицу, по плечам, по бёдрам заставляли трепетать мои крылышки. Несмотря на ту темноту, что внутри, и на ту, что снаружи, бабочка летела и летела навстречу тому пламени, который палило её, обжигало и испепеляло каждую ночь, навстречу её гибели, а, быть может, жизни. Такова мудрость природы, и нам ли спорить с ней?!
На твоей ночной гостье сегодня вечернее бархатистое платье изумрудного цвета в пол с воротником-стоечкой. Узкое платье — настолько длинное, что из-под него видны только носки туфель-лодочек и тоненькие шпильки. По бокам два изящных разреза до середины бёдер, которые позволяют видеть чулки. Пояс платья удлиннён и подпирает под самый лиф. Короткие рукава обнажают тонкие руки с чуть смугловатой кожей. Ногти ухоженных пальчиков покрыты перламутровым лаком бледно-розового цвета в тон помаде. Выразительность карих глаз подчёркнута чёрным косметическим карандашом и бежевыми тенями. Из украшений — маленькие золотые серёжки со сверкающими зелёными камешками, охватывающий руку от локтя до запястья браслет-змейка, который венчается головой с разинутой пастью, и крохотное колечко на пальчике. Аккуратная шапочка перистых волос оставляет открытыми шею и пару маленьких родинок у основания. Пахнет твоя женщина берёзовой листвой с едва уловимыми цитрусовыми нотками.
Первое, что я делаю, попав к тебе, это глубокий вдох, дабы почувствовать и пропитаться твоим присутствием, твоей неповторимостью и твоей мужественностью. В комнате, освещённой горящим семисвечником, разливается тёплая и медленная музыка, таинственная и загадочная. Скрипка? Да-да, та самая Ванесса Мэй, которую ты присылал мне несколько дней назад. К инструменту присоединяются другие, темп ускоряется. Кажется, произведение знакомо, и, в то же мгновение, в игру вплетаются какие-то новые ноты, неузнаваемо меняющие узор мелодии. Ты протягиваешь мне руки, и я охотно вкладываю в них свои. При этом пальцы наши переплетаются. Кожей чувствую тепло узких ладоней с длинными музыкальными пальцами. Твои запястья широкие, не в пример моим. Они манят прикоснуться к себе губами, особенно к их внутренней стороне, где волнующе бьётся пульс. Левая рука перехвачена широким коричневым ремешком с часами с большим циферблатом в оригинальном золотисто-прозрачном корпусе. Не удерживаюсь и склоняюсь поцеловать эту сердечно стучащую жилку. Кажется вполне естественным скользящее движение язычка по венке вглубь к кожаному «перехватчику» и чуть выше, под манжет с сапфировой запонкой. В тоже время я чувствую прикосновение твоих мягких губ к основанию шеи, к тем крохотным капелькам, которые дарованы мне самим рождением. Щекочущий язычок пытается проникнуть за наглухо застёгнутый воротник платья. Ласково и бережно целуешь небольшую пуговичку, которая единственно лишь удерживает вес моего