в себя. Она молча подобрала с пола мои трусики и вытерла ими с лица кровь и остатки спермы. Скомканные трусы она бросила в мою сторону и вышла из комнаты. А еще через пару минут хлопнула входная дверь.
— Что скажешь? — Спросила я мужа, когда мы оба пришли в себя.
— В следующий раз, надо полагать, будет огнестрел.
Мы долго молчали. Муж первым нарушил тишину.
— Ты считаешь, она права?
— О чем ты?
— О том, что домогался, о том, что совратил...
— Бред. Пусть расскажет кому-нибудь другому. Тоже мне, жертва растления с изуродованной психикой. Ей место в дурдоме, а не среди людей. Всему есть мера.
— Но ведь она в чем-то права, это я сделал ее такой после «детских воспоминаний».
— Глупости. Женщину нельзя совратить, если только она сама не захочет этого. Даже ребенка нельзя.
— Но тебя же тоже совратили.
— Нила, что ли? Ошибаешься.
— То есть как?
— Она склонила меня к тому, чего я сама безумно хотела. Она потом не могла оторвать меня от удовольствия.
— Надо же! А как же обещанное тебе мороженное? — Лукаво спросил я.
— Мороженное? — переспросила жена, подвигаясь ближе ко мне, — А мороженное я придумала, — призналась мне она и нежно поцеловала в губы.